«Следующим умру я…»

«У меня есть мечта, — сказал он, — иметь кучу денег. Если для этого придется кого-то убить — я готов. Но чтобы тогда очень много денег. Я бы купил на все героина. Чтоб только героин, героин — каждый день, до смерти».

Мы сидим в маленькой московской забегаловке около Смоленской. Я пью горячий кислый кофе, а мой собеседник нервно постукивает ладонью по столу. Внешне нас можно принять за людей одного круга, но это лишь видимость. Потому что в моем кармане лежат ключи и зажигалка, а в кармане моего собеседника — несколько грамм героина.

— Расскажи о своем детстве…

— Отец выпивал — обычные дела: ссоры, скандалы, драки. Родители развелись, когда мне было шесть. Это сильно подкосило меня. Как говорят — близко к сердцу принял. Они хотели поделить меня пополам. Ладно, закроем тему.

— Они ведь любили тебя?

— Не знаю. Мать забеременела до свадьбы. Может, если бы не я, они вообще бы не поженились.

— А как шли дела в школе?

— Там я дружил только со старшими. Все курили, выпивали, баловались анашой. Устраивали соревнования: кто всех перекурит и самый крутой финт отмочит. Это было на стройке, я приходил туда перед школой, мы курили наши косячки и очень веселились.

— Сколько тебе было, когда ты впервые попал в наркодиспансер?

— Четырнадцать. Это было как дурдом. Но, знаешь, я там почувствовал себя человеком. В первый раз кому-то было до меня дело. Мама навещала. Меня выпустили через три недели, а я не хотел уходить. Хотя я уже тогда не мог бросить снотворное.

— Потом ты «укололся»?

— Ну, не помню уже. Да, это где-то после диспансера. Это тоже в компании. Там все кололись, а я сначала смотрел. Я тогда подумал: здорово же эта штука по шарам бьет. А потом я тоже начал. Это был кайф. Как будто твои мама и папа сидят и гладят тебя по головке. Можно делать что угодно: говорить, смеяться, петь, жить. Не было больше ничего трагического.

— И как долго это длилось?

— Около года. За это время я еще четыре раза лежал в больнице. Но потом опять начинал. Мой приятель умер от передозировки. Вообще много людей умерли за этот год. Я тогда думал: я — следующий. Но ничего не случалось, только доза росла. И уже не было удовольствия.

— Расскажи о «ломках»?

— Ломки! С утра обливаешься холодным потом, а потом у тебя начинается трясучка. А потом схватывает все кости разом, и у тебя в голове остается только одна мысль: нужно чего-нибудь вколоть, все равно, чего. Выползаешь на улицу и ждешь, пока не придет кто-то с чем-то. А когда ты снова покупаешь это и вкалываешь свою огромную дозищу, то нет никакого кайфа, просто перестает ломать, но ты ничего не чувствуешь. Это самое страшное. Тогда нужно пойти и купить еще, чтобы снова почувствовать.

— Но тебе повезло. Ты не умер и даже сам продаешь.

— Я здорово на крючке. Нужно продать все, тогда и мне будет кое-что.

— А людей не жалко?

— Которые покупают? Нет. Они сами решают, что им надо. И вообще — откуда ты знаешь, что творится с ними? Может, им без этого было бы гораздо хуже. Может, они без этого давно бы повесились.

— А сам не думаешь бросить?

— Я уже не смогу.

Геля ТИМОФЕЕВА