Александра Маринина (она же Марина Анатольевна Алексеева), подполковник милиции, главный редактор Московского юридического института МВД России, автор мгновенно раскупаемых детективных романов, начала наш разговор словами: «Только, пожалуйста, не называйте меня по отчеству, а то я чувствую себя старухой!»

— Марина, вспомните, пожалуйста, свои подростковые годы. Вы хотели бы сейчас возвратиться в то время?

— Нет, категорически нет! Ни за что! Мы же абсолютно бесправны, нами все помыкают: и родители, и учителя! Собственных денег нет, собственного жилья нет, кругом одна давиловка! Что бы мы ни сказали, нам отвечают: «Ты сначала вырасти, начни зарабатывать деньги, потом будешь рассуждать!» А это состояние постоянного страха: ты не выучил, а тебя сейчас спросят, ответишь плохо — и тебя на глазах у всего класса выгонят, дома тоже влетит… Ужасный возраст!

— И все-таки, тогда было хоть что-то положительное? Чем вы интересовались?

— Вообще-то, я была очень читающим ребенком. Родители были молодыми, бабушки тоже, и у них, для того, чтобы освободить время, оставался единственный выход — научить меня читать в три года. Если вам в руки попадался «Черный список», то я — это Лиля, один в один! Все килограммы, которые я в жизни набрала, были набраны тогда, потому что все работали, а меня оставляли с книжкой, с горой бутербродов и пирожных. И я читала, читала… Очень рано подобралась к Мопассану, к Куприну — дома были собрания сочинений, и я совершенно бесконтрольно в это дело въезжала. И параллельно брала, конечно, любой детектив, который попадал мне в руки . Но тогда их мало издавалось, и если отец где-то урывал, доставал и приносил, я, конечно, его хватала и глотала с упоением.

Когда мне было лет восемь, в нашем доме появился восьмитомник Конан Дойла. Он до сих пор стоит в шкафу — зачитанный, затрепанный, по нему прямо видно, какой том я больше всего любила! Потом, в 1965 году, помню, вышел первый сборник «Зарубежный детектив». Там был «Восточный экспресс» Агаты Кристи! И еще Сейте Мацумото — «Точки и линии».

Кстати, моя профессиональная карьера складывалась по-разному, я ведь всегда была крутым криминологом (меня интересовала личность, патология) — и вдруг я стала аналитиком (прогнозирование преступности). Откуда во мне взялась любовь к цифре, к точности — непонятно. И вдруг я поняла — оттуда! Из «Точек и линий»! Такое впечатление произвел на меня этот роман! И если бы мои родители внимательнее ко мне относились, я бы не юристом стала, а, например, математиком или кем-нибудь другим! А они внимания не обратили, и я тупо пошла по их стопам — стала юристом.

Хотя, помню, в пятом классе готовила себя к карьере кинокритика, была совершенно помешана на этом деле! У отца была очень хорошая библиотека по истории кино, я все это читала, а потом как-то спохватилась и подумала: «Так, Маша, детка, остановись, какое тебе кино? Иди-ка ты на юрфак». Этим все и закончилось.

— Марина, что вас прежде всего интересует в детективах?

— Загадка. Если есть загадка, то всегда интересно. Я почему-то с самого детства не любила (и сейчас не читаю) так называемые криминальные романы — те, где действие показано глазами самого преступника, который ввязался в какой-то криминал и пытается удрать. Мне не интересно, как он будет выкручиваться, потому что я все равно с самого начала знаю, что он будет делать. А это скучно. Мне не интересно, когда герой — преступник, потому что я хочу иметь возможность солидаризироваться с главным героем. А человек с нормальным правосознанием не должен симпатизировать преступнику. Читатель может ему посочувствовать, как и любому человеку. Но «прожить» книгу его глазами, его переживаниями я не хочу.

— Героем классического детектива всегда был сыщик, который не гоняет по полям и лесам в поисках улик, а в основном сидит дома и путем логических умозаключений вычисляет преступника. Главное действующее лицо практически во всех ваших историях — «компьютер на двух ногах», мощный аналитик Анастасия Каменская.

— Это же совершенно неправильное представление, что работа сыщика такая вот тупая — бежать, задерживать, стрелять, бить… Надо знать, куда бежать, кого задерживать, как это сделать. Продумывается план операции, план захвата, руководство его обсуждает, вносит какие-то коррективы, и все это делается за столом! А только потом мы едем, стреляем, деремся, бежим… То есть ради трех минут процедуры захвата нужно две недели сидеть и думать! А что касается Каменской, то я слышала мнения, что уж больно она цинична. На что отвечаю — она такая же, как и окружающая ее действительность! А с чего бы это ей быть роматичной? Если бы она была романтичной, она бы не была холодным аналитиком. Аналитик — это человек, который должен предусмотреть все возможности, а они связаны и с грязью, и с обманом, и все это она должна держать в голове. В принципе, человек способен на все. Вот часто произносят такую фразу: «Он не мог этого сделать». Почему не мог? Толстый человек не может пролезть в форточку — физически. А все остальное он может! Самый добрый человек может убить, а самый жестокий и бессердечный человек может пожалеть.

— В героинях ваших романов, наверное, есть и черты вашего характера?

— В ком-то больше, в ком-то меньше. Я — такая, как есть. Мне бы сесть и не вставать по нескольку часов. Если есть кто-то рядом, кто видит, чем я занимаюсь, то пишу. Как только остаюсь без надзора — все, играю на компьютере в преферанс! Я очень люблю компьютерный преферанс — больше всего на свете! — и могу играть сутками.

— Марина, героями ваших детективных историй становятся то актеры, то гипнотизеры, то врачи… Откуда это?

— Из головы.

— А как же детали? Ведь все так узнаваемо!

— Вот и узнаваемо, потому что и вы это видите, и я это вижу — в телевизоре, в газете. Во всей моей литературной профессии из реальной жизни были взяты только два факта. Однажды я прочитала в «Московском комсомольце» про то, как женщина выбросила из окна своих троих детей, а потом выбросилась сама. Старшей девочке удалось убежать. Не прочитай я эту газету, мне бы и в голову не пришло, что женщина может совершить такое! Этот факт я использовала в «Иллюзии греха». А второй — про махинации с золотыми отходами — в книге «Шестерки умирают первыми». И все. Больше ничего в моих книгах из реальной жизни нет.

— Вы к своим произведениям относитесь с пафосом или с юмором?

— С юмором, конечно! Я их называю «очередная нетленка» или «очередной бестлессер»!

— Какая из ваших книг была первой?

— «Шестикрылый серафим». Она была написана в соавторстве с моим другом Сашей Горкиным. А чтобы не было две такие тупые фамилии (Горкин и Алексеева), мы придумали псевдоним: он — Александр, я — Марина. Получилась Александра Маринина.

Вышло все так: он благополучно защитил диссертацию по наркотикам, получил договоренность в «Юриздате» на публикацию книжки. А он парень очень умный, но писать не может совсем — это же у всех по-разному! Он мне и предложил совместно «научпоп» про наркотики сотворить. А надо сказать, что он работал со мной в одном подразделении, поэтому вся работа над диссертацией происходила на моих глазах, и от слова «наркотики» меня уже мутило! И я сказала, что тогда уж лучше написать детектив. За девятнадцать дней мы все это написали и дрожащими ручонками принесли в журнал «Милиция», ни на что, естественно, не рассчитывая. И где-то через месяц нам звонит ответственный секретарь журнала и говорит: «Ребята, все нормально, все пойдет, ставим в план». «Интересное кино!» — подумала я и написала следующую книгу — «Стечение обстоятельств».

— Мне кажется, что в ваших книгах содержится масса полезных сведений: как быстро заснуть, если нервы на пределе, как использовать компьютер, чтобы получить максимум пользы и т.д. А в «Стечении обстоятельств» есть эпизод, где героиня вынуждена измениться до неузнаваемости, буквально превратиться в другого человека. И там излагается очень интересная теория…

— Да, да… Это криминалистика. Разработки по словесному портрету и особенностям опознания. Давным-давно установлено, что запоминается в первую очередь прическа. Во вторую очередь — моторика (походка, жесты, осанка). Если ты хочешь изменить себя, то лицо даже можно и не трогать. Надо просто изменить прическу и манеру двигаться — ходить, сидеть, говорить. А уж если при этом сделать макияж, придать глазу другой разрез, изменить форму губ…

— Бывает ли так, что на полдороге ваши герои начинают вести себя не так, как было задумано?

— Конечно! Когда я сажусь писать, то обычно первые три главы идут на одном дыхании. Потом начинаются мучения, потому что уже непонятно что, непонятно как… И я не могу переписать ни одной фразы, лучше перепридумаю. Сначала делаю убийцей одного, а потом у меня наступает просветление в мозгах, и я делаю убийцей другого. Самое трудно — это финал, последние три-четыре листа, когда нужно все узлы развязать.

— Наверняка есть на свете люди, которые носят те же фамилии, что и ваши герои. Вам никто не предъявлял претензий?

— У меня было два скандала, связанные с фамилиями. Ну не могу я придумать фамилию, которая никому не принадлежит! Очень трудно и с названиями институтов, ресторанов, учреждений… А вдруг такое уже где-то есть?

— Да, опасная у вас профессия! А кстати, это действительно профессия или все-таки хобби?

— Хобби, конечно. Я же подполковник. Хочу дослужить до пенсии. И с ужасом думаю, что вдруг больше уже не напишу ничего и никогда — иссякнет запал, талант, заболею — все бывает!

— Вы все время работаете головой, а руками что-то делать умеете — для перемены деятельности?

— Не-а. Я умею вязать — то есть знаю теоретически, как это делается. Если передо мной положат схему, мне будет интересно по ней разобраться. Просто убедиться в том, что я могу это сделать! Шить не умею, готовить — только из-под палки. И вообще — я очень ленива!

Виктория ПАПКОВА

Автор благодарит издательство «ЭКСМО» за содействие в подготовке этого материала.