Истории
Святое дело — Хэллоуин
или Как справляют самый веселый праздник Америки
«Плевать мне на твоего Джейсона! Хеллоуин на носу, а она хочет сбагрить все накопленные деньги на это чертово свидание!»- вопила я в приступе ярости. Тут я заметила, что моя бедная подружка Аманда, так тщательно «штукатурившая» себя все это время, выронила из рук тушь. Она повернулась ко мне, ее большие глаза были наполнены слезами. Она сдавленно прошипела: «Я всегда это знала, всегда (тут она мне напомнила какую-то мыльную оперу, где жена, заставшая своего мужа с любовницей, отчеканила эту самую фразу), ты всегда была эгоисткой и думала только о себе!» Я вдруг почувствовала, что меня распирает смех и на моей физиомордии появилась идиотская улыбка. Но Аманду уже невозможно было остановить, она достала платок и издала звук, похожий на гудок паровоза. «Да, ты еще и улыбаешься! Я тут пытаюсь наладить взаимоотношения с любимым человеком…» Услышав истерическое хрюканье и мощные раскаты моего смеха, Аманда рассеянно улыбнулась.
Правду все-таки говорят, что мой смех заразителен. Через несколько минут мы с Мэнди на пару валялись на полу, держась за животы. В общем, помирились и решили, что наши совместно накопленные деньги пойдут на праздник, а ее свидание подождет.
После уроков мы пошли «скупать магазины». Я почему-то отличаюсь каким-то мальчишеским восхищением перед всякой дрянью вроде червяков, искусственных мертвецов, резиновых окровавленных мозгов (дальше продолжать или не надо? Нет? А жаль…). А Мэнди нет — Мэнди у нас «женственная и хрупкая». В общем, затоварились мы масками, я, конечно, самой страхолюдной, а Мэнди — так себе, плюс-минус трамвайная остановка. Потом пошли покупать краску для лица (я хочу всех одуванов завтра до кондрашки довести), потом выбрали костюмы для вечеринки, потом пластмассовых скелетов, кукольных мертвецов и тыквы.
Выходим, руки отваливаются — «ни раки, ни жабы» — и ковыляем домой. И вдруг моя «до смерти уставшая» подруга расплывается в улыбке и тихо, почти шепотом лепечет: «Джейсон, привет!»
В моей распухшей от усталости голове мелькают мысли: «Только не это! Теперь Аманду домой не затащишь. Как я успею все подготовить без нее?!»
Но как только я посмотрела на «любимого человека», все грустные мысли отпали. Передо мной стоял во всей красе невысокий блондин. Его свиные глазки цвета морской волны были переполнены энергией дуба. А какое телосложение! Каждая жировая складка трясется во время ходьбы… Настоящий принц!
Меня снова распирает смех. Цель достигнута — «любимый человек» под благовидным предлогом спешит удалиться подальше от такой шизы, как я.
Весь оставшийся день Мэнди по телефону расхваливала Джейсона, а я в это время мешала отваренную вермишель с кетчупом. Потом миску с самодельными червями мы установили прямо над входной дверью в класс. А чего здесь плохого? Подкармливаем учительницу, только и всего…
Набив кукольных мертвецов ватой, развесив под окнами скелетов, я стала вытаскивать мякоть из тыквы, потом прорезала в ней глаза и рот и вставила внутрь горящую свечу.
Наступил вечер. Я натянула маску гниющего зомби, надела костюм и, захватив пару пустых пакетов, потащилась к Мэнди. Пока шла, вспомнила об этом козле Джейсоне, что и испортило мне настроение. Я постучала в дверь, оттуда высунулась счастливая мордашка Аманды. Только она открыла рот, как я заорала: «Еще одно слово о твоем жирном возлюбленном, и я помчусь к нему домой, где-е-е его-о-о и при-ду-шу.»
Итак, Мэнди готова. Мы первым делом направились под окна учительницы. Распевая гадкие песни и барабаня в стекло, мы отрывались по полной. Наконец наша сонная жертва открыла окно и без единого слова выбросила целую кучу сладостей.
Так мы проходили часа три, набрав полные пакеты и карманы конфет и печений, двинули по домам — смотреть фильмы ужасов.
Хэллоуин удался!
Катя ДЕМУРЕНКО
Джон Конлон — победитель слона
В пять лет американец Джон Конлон начал писать командные файлы для ДОС и, можно сказать, с тех пор с компьютером не расставался. Увлечение им привело мальчика в весьма престижную Высшую научную школу в Нью-Йорке, а в свободное от занятий время он вместе с тремя приятелями подрабатывал в «Cyberspace Publishing» — местной компьютерной фирме.
Короче говоря, был он самым обычным подростком. Однако именно с ним случилась история, что заставляет вспомнить о сказочных героях, одолевших чудовище, с которым не сумели справиться куда более сильные и, казалось бы, более опытные бойцы.
Началось все с того, что » Cyberspace Publishing » задумала открыть в «Интернете» новую компьютерную страничку, названную «Jumbo» — именем слона — за свои гигантские размеры. Там должно было содержаться более 25 тысяч всевозможных игр и рабочих программ. Дик Файрстоун, менеджер фирмы, так сформулировал идею проекта: «Нам нужно создать не только самую большую, но и самую удобную страницу, такую, чтобы в нее могли без труда заглядывать даже наши бабушки». Задача, согласитесь, весьма нетривиальная, и неудивительно, что к ее решению были привлечены лучшие специалисты по сетям, получившие практически неограниченную финансовую поддержку и в придачу в помощники юного Джона Конлона с друзьями. Последние должны были выполнять всевозможную черновую работу.
Увы, за четыре месяца дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Дик Файрстоун рвал на себе волосы. Сроки сдачи проекта поджимали, и катастрофа казалась неминуемой.
И тут, как в старой доброй сказке, он услышал голос Джона: «Дайте нам эту работу, и через три месяца вы получите готовый продукт». Поначалу Файрстоун воспринял это заявление как неуместную шутку. Однако он позволил ребятам пару недель поиграть с архитектурой «Jumbo» — до тех пор, пока не удастся собрать новую команду гениев программирования. Но уже через неделю Конлон сумел убедить Файрстоуна, что ему помощники не нужны. Через три месяца проект был успешно завершен.
Как и положено героям-победителям, 16-летний Джон скромен, и на вопрос — сильно ли новая чековая книжка (совсем не виртуальная) изменила его жизнь — лишь недоуменно пожимает плечами. Впрочем, когда речь зашла об успехах у девчонок в школе, у него на лице появилась широкая улыбка, лучше всяких слов говорящая о том, что эти проблемы тоже успешно решены. И дело здесь, конечно, не только в деньгах: одолев компьютерное чудовище, Джон, сам того не заметив, победил свою инфантильность, понял, что ему доверяют, и научился отвечать за свои слова и поступки — а это все сразу чувствуют: и работодатели, и девчонки.
Подготовил Андрей КУЗЬМЕНКОВ
Невероятные истории
Артур Пилявин (группа «Квартал»): Летом мы были на Кипре, и там со мной приключилась очень забавная история.
Я пошел купаться ночью — голый. Оставил свою одежду на берегу: справа летнее кафе, слева парочка занимается любовью. Но когда приплыл на берег, то вещей своих не обнаружил. Нашел какой-то целлофановый пакет, обернулся в него и в таком виде пошел в свой пятизвездочный отель. Но пустить меня туда категорически отказались, утверждая, что я не из этого отеля. Не зная, что делать, я двинулся вдоль берега. Прошел метров триста, стоит такой же пятизвездочный отель, справа летнее кафе, слева парочка занимается любовью, и лежит моя одежда. Оказалось, пока я купался, меня отнесло на триста метров в сторону!
Что было со мной, что бы-ыло то-о…
Юрий Лоза
Одна из невероятных историй связана с моей учебой в Алма-Атинском университете. Я только-только туда поступил и не явился на первое же комсомольское собрание. Но не потому, что я такой разгильдяй был, а просто я не состоял в могучих рядах комсомола. Меня из них погнали еще в 10-м классе — за то, что я в школе выпускал рукописный литературный журнал, куда однажды написал заметку о вьетнамской войне, довольно смешную, помню. Из-за нее-то меня и исключили из комсомола. Отца потом таскали в райком партии.
Так вот на этом первом комсомольском собрании как раз выбирали комсорга курса, и на следующий день мне сказали, что все проголосовали за… меня. Я не стал их разубеждать ни в чем и рассказывать, что я такой плохой и не комсомолец вовсе. Никто меня в обмане и не заподозрил — невозможно просто было себе представить, что меня выгнали из комсомола. В общем, согласился. Но постарался извлечь из всего этого хоть какую-то выгоду для себя. Не знаю, откуда это у меня проснулся такой подход к делу. Набрав ведомостей, я стал собирать взносы. У меня было 24 подчиненных, рядовых комсомольцев. Обычно наши «партсобрания» я проводил так — закрывал двери на швабру и говорил: «Ребята, или вы сдаете мне взносы на то, что я напишу в ведомости, или мы сядем и будем долго-долго заседать». Всем, естественно, хотелось домой, все торопились, ни у кого не было желания париться в душной комнате непонятно для чего, поэтому все активно и, можно сказать, с радостью сдавали мне по 10 копеек и дружненько разбегались. Ведь 10 копеек — это была не такая огромная сумма даже по тем временам. Да и я не каждый же день собирал, а раз десять в месяц всего.
После этой честной аферы у меня набиралось, соответственно, 2 рубля 40 копеек. Водка в те времена стоила два рубля восемьдесят семь копеек или три шестьдесят девять. Мы с компаньоном брали две бутылочки портвейна на собранные деньги или пива на троих друзей. Я тогда собирал взносы на все, что только мог изобрести: на бездомных собак, на кошек, в помощь мне самому… ведомостей, слава Богу, хватало. Их же все равно никто не читал, никому они на фиг не были нужны.
Так продолжалось полтора года, пока я учился в университете. Я получил 48 взысканий за недостаточно активно проведенную работу, но мне не было стыдно — я же не был комсомольцем. Когда потом я пришел сдавать дела и сказал, наконец, что я не член ВЛКСМ, в нашем комскомитете была жуткая паника. Меня просили не разглашать эту тайну (то есть то, что за полтора года они даже не удосужились проверить, кто комсомолец, а кто нет) и тихо-мирно спрятали все мои ведомости.
Сосо Павлиашвили
Случаев было немало. Расскажу об одном. Это было в Тбилиси. Один раз я выпрыгнул… с третьего этажа. Остался жив и невредим. Мне тогда то ли 16, то ли 17 лет было. За мной милиция гналась. Что-то, кажется, мы там с друзьями натворили. Но все обошлось. Для меня.
Макс Покровский («Ногу свело»)
У меня было валом этих невероятных случаев!
Один раз я бегал на стройке. И решил перепрыгнуть через яму в подвале строящегося дома. Думал, там пустое место, а там была стена. Сами представляете, что со мной потом было, когда я в эту стену…
Олег Нестеров («Мегаполис»)
То, что я научился играть на гитаре, это уже сам по себе невероятный случай. Первым моим творением стала, знаете, какая песня? На текст из журнала «Огонек» за 1956 год — на стихи какого-то китайского поэта! В переводе, естественно. Совершенно идиотский текст, я его даже не помню. И я спел эти стихи на аккорды Владимира Высоцкого. Получилось нечто. Это была моя первая невероятная песня.
Александр Васильев («Сплин»)
Вся моя жизнь — невероятное событие. И я этим просто счастлив.
Андрей Гордеев («Манго-Манго»)
Недавно был совершенно абсурдный случай, когда я перепутал времена в английском языке. В Афинах я взял кофе. Пока его готовили, девушка, которой я за него заплатил, ушла. Я подошел к стойке за своим кофе, стоит парень-бармен, уже новый какой-то. Я говорю ему довольно эмоционально: «Where is my coffee?» («Где мой кофе?») А он мне отвечает: «Спокойно-спокойно, one coffee, two coffee? One hundred coffee, no рroblem, Афины!» («Один кофе, два кофе? Хоть сто кофе, без проблем, мы же в Афинах!») И тут я, забыв все времена на свете, выдаю фразочку: «I buy it» («Я купил это») вместо того, чтобы просто сказать, что я уже заплатил за свой кофе. Тут бармен протянул мне руку: «Congratulation!» («Поздравляю!») Порадовался за меня, что я Афины купил.
Сергей Мазаев («Моральный кодекс»)
Самое невероятное это то, что я вообще начал заниматься музыкой. А начиналось все очень необычно. Пионерскому лагерю, в котором я отдыхал в детстве, срочно потребовался горнист. К нам в отряд прибежала взмыленная вожатая и спросила, кто хочет им быть. Я вызвался. С тех пор я — музыкант. Саксофонист и вокалист по совместительству.
Гарик Сукачев («Неприкасаемые»)
Я однажды видел НЛО. Это было в 1992 году на съемках какого-то фильма, уже не помню какого. Какой-то новый перестроечный фильм (просто жрать нечего было, вот я и снимался). Мы с Димычем Харатьяном в нем играли, кого, тоже не помню. Во время съемок мы плыли на корабле по Средиземному морю. Я вышел на нос… или на корму? Так вот, вышел я на нос корабля, и мне вдруг показалось, что прямо передо мной большая лампочка висит. Потом присмотрелся внимательнее, ночь опять же, море… Я подумал, что-то эта лампочка подозрительно далеко от меня находится. Отошел от носа корабля и увидел, что и свет уходит от меня куда-то в море. И где-то метрах в ста в течение полутора часов эта самая «лампочка» летела прямо-прямо передо мной. Я, естественно, решил, что это и есть НЛО. Вот Дима Харатьян не даст соврать. Потому что потом я его позвал и показал ему это НЛО тоже, чтобы и он убедился. Так ты говоришь, что, может, это шаровая молния или просто глюк? Может, и шаровая… Но не глюк — точно. Я в тот момент был очень трезвый, не употреблял никаких наркотических препаратов и даже на рэйв-дискотеки тогда не ходил (тогда еще их не изобрели), хотя я и сейчас на них не хожу. Так что я был как прозрачное стекло. Это был не глюк. Точно говорю.
Бежать, чтобы выжить
Ветер перемен, так рьяно подувший на лопасти нашей многонациональной мельницы, опрокинул ее, и в жерновах всеобщего безумия оказалось множество судеб. Смешав добро и зло, веру и безверие, эти события оставили глубокие раны в людских душах.
Трепачи
Разговорчики в положенном месте
Свет зажжен, и кто-то в доме есть…
«В данный момент в доме находятся 756 трепачей, — услужливо информирует подпись под красивой картинкой двухэтажного здания с подвалом и чердаком. — Можете зарегистрироваться и вступить в клуб трепачей или же присоединитесь к болтовне не-членов».
Я попала на одну из самых интересных страничек в «Интернете», которая дает возможность поболтать ни о чем неограниченному количеству скучающих землян. Страничка так и называется: «Chathouse» — «Дом трепа». (httр://www.chathouse.com)
Я прохожу процедуру вступления в трепачи — заполняю длиннющую анкету. Теперь на мой электронный адрес должно поступить секретное сообщение с моим паролем. Без пароля члену клуба болтунов никуда — разве что на «этаж» к не-членам. А с паролем ты можешь пользоваться кучей приятных услуг, как, например, получать последние новости из «Дома», разыскивать нужных тебе людей на всех этажах и само собой вступать в беседу с другими членами, что простым смертным не дано.
Пока мой пароль путешествует по телефонным сетям, я отправляюсь на «второй этаж» к случайным гостям. Передо мной список из двух дюжин комнат. У каждой свое название: «Метро», «Калейдоскоп», «Подростки от 12 до 15», «Подростки от 16 до 19», «Комета Хелли», «Обманщик», «Совершенно несерьезно».
Понять по названию, о чем могут разговаривать люди в комнатах, невозможно. Поэтому я начинаю выбирать по «набитости». Каждая из комнат рассчитана только на определенное количество собеседников: 8, 15, 20 или 50. Напротив каждого названия значится, сколько есть свободных мест.
Я выбираю комнатку, где сидят только двое, и, щелкнув мышью на выделенное цветом название, «проваливаюсь» туда.
Оглядевшись по сторонам, я обнаруживаю кнопочку «Получить новые сообщения». Надо посмотреть, о чем эти двое здесь беседы беседуют.
— Проваливай отсюда, Александра!
М-м-м! Меня уже как-то заметил? Судя по псевдониму, «доброжелателем» была девушка. Юноша оказался не таким агрессивным и начал расписывать мне свои эротические фантазии. Определенно, эти двое здесь хорошо спелись. «Ну и черт с вами», — подумала я и ушла от них.
Ладно, в интимные компании лучше не лезть. Следующую комнату я выбирала по именам собеседников. Под названием перечисляются имена всех тех, кто в комнате находится. Указывать свое настоящее имя необязательно, так что все веселятся кто во что горазд: Хороший мальчик, Одинокий мужчина 28 лет, Счастливая звезда, Северный принц, Мотоциклистка, Человек дождя, Леди, Уродец…
Выбрав небольшую комнатушку, где сидело семь человек с более или менее симпатичными псевдонимами, я зашла туда под конспиративным именем Алекс.
Какая-то Крошка как раз выясняла у парнишки по имени Джон, тот ли он Джон, с кем она когда-то общалась. Джон отчаянно отнекивался и отрицал всякое знакомство с ней, но та его возражения не принимала и продолжала ему доказывать, что они уже знают друг друга.
Я сказала:
— Привет, а о чем это вы тут разговариваете?
Некая Magicgirl мне ответила:
— Да-а! Ни о чем, вообще-то. Здесь такая скучища. Такое впечатление, что все снотворного наглотались.
Тут на экране появилось сообщение, что некто 4 U (по-русски значит «Для Тебя») зашел в комнату. Ага, вот, значит, как тут узнают, что нашего полку прибавилось.
— Привет, 4 U, — решила я, как заправская болтунья, проявить гостеприимство. — Ты «Для Меня» или как?
Где я только научилась такому кокетству!
Система общения в комнатах построена так, то ты можешь заявить что-то во всеуслышание, а можешь «прошептать» это кому-то лично. Достаточно в списке присутствующих, который вывешен у тебя перед глазами, поставить флажок напротив имени желаемого собеседника и написать ему послание в специальном окошечке. После чего жмешь кнопку «Отправить» — и письмо уже у того человека.
И вот 4 U обращается лично ко мне:
— Привет, пообщаемся? Ты кто, парень или девушка? Я парень.
Я ему шлю ответ:
— Давай! Я девушка. А как твое настоящее имя?
— Кристиан, — пишет он. — Я из Дании. А ты?
Тем временем нас в комнате стало больше. Кто-то пожаловался, что ему ужасно скучно, что он хочет спать и что у них там сейчас два часа ночи. Я посоветовала ему ложиться спать и не портить себе здоровье недосыпанием. Потом явился некто Instant Karma, в котором я тотчас вычислила тайного битломана. Совершенно издевательски сокращая его имя до IK, начала с ним «приватную» перебранку. И еще забрел(а) к нам на огонек некто Me 4 U («Я Для Тебя»). Мой дружок Кристиан, возмущенно пишет во всеуслышание:
— Эй, ты! Ты чего мой псевдоним слизал(а)?
— И ничего я не слизывало, — обиделось Me 4 U. — Я само его придумало.
Подобные выяснения отношений, кстати, довольно часто встречаются в «Доме трепа». При мне как-то одна Рowergirl изобличала другую Рowergirl в плагиате. Та тоже не желала признавать себя виновной.
Наша компания, впрочем, скоро наскучила Me 4 U, и оно ушло, о чем тут же появилось сообщение на экране.
— Вот и славно, — потер руками Кристиан — 4 U. — Это была фальшивка.
Я вместе с ним похихикала на общем поле. К этому моменту только мы почему-то выступали в полный голос, хотя народу, судя по неуменьшавшемуся списку присутствующих, еще было полно. Должно быть, они тоже объединились в парочки и общались лично.
Потом 4 U мне написал:
— Слушай, а ты немного «крэйзи» или нет?
Я рассмеялась и ответила:
— Прости, приятель, вообще-т я совершенно нормальная. Ну, может, чуть-чуть «крэйзи». А что?… Ой, слушай, у меня сейчас занятия начинаются, мне пора идти. Пока, «Для Меня». Было приятно с тобой поболтать.
В его ответе мне послышалась грусть.
Александра ФИЛЮШКИНА
Р.S. Если вам хочется потрепаться с людьми на родном языке — вот адресок: httр://www.machaon.com
На дне
Дело было в Карадаге — крымском заповеднике, находящемся недалеко от Коктебеля (в том самом месте, где снимались фильмы «Человек-амфибия», «Люди и дельфины», «Человек с бульвара Капуцинов»).
Нас — группу погружения — привезли на катере, высадили в маленькой красивой бухте и начали инструктировать с пристрастием. Двадцатиминутное запугивание (оказывается, плаванье с аквалангом сопряжено с рядом опасностей) сопровождалось несколькими полезными советами.
Первое: предупредили нас — помните об ушах. Давление на глубине большое, от него барабанные перепонки вдавливаются внутрь, и если вовремя не вернуть их в нормальное положение — будет боль, больница и очень сложная операция. Возвращаются перепонки на место либо путем обычного сглатывания слюны, либо выдохом в зажатый нос. Если все это не поможет, погружение следует прекратить.
Второе: если погруженный по роковой случайности станет подниматься на поверхность быстрее пузырьков воздуха, его кровь «закипит», газ закупорит поры сосудов и… дальнейшие ужасы вызвали в группе аквалангистов легкое замешательство.
По моим скромным наблюдениям, люди по жизни делятся на водолазов и скалолазов. Я, скорее, отношусь ко вторым и имею достаточно спокойное отношение к морской романтике, поэтому собиралась было отступить, но в последний момент остановилась, вспомнив ту кругленькую сумму, которую заплатила за погружение. Хотя в группе нашлись-таки люди, которые не пожалели потраченных денег и в море не полезли.
Инструкторы остались довольны произведенным эффектом и рассказали историю, приоткрывшую тайну столь добросовестного запугивания новоиспеченных аквалангистов. Они хотели таким образом нас присмирить, потому что на одном из прошлых заплывов какой-то прыткий погруженный испугался и попытался резко всплыть вверх, стащив попутно с останавливающего его инструктора маску и чуть не удушив последнего.
Инструктаж был закончен. Первая партия смелых была снаряжена и вышла в море. Я пожелала им всплыть без «закипания крови» и осталась среди воздержавшихся наблюдать прелести природы. Через полчаса аквалангисты начали возвращаться. Я приметила более-менее, с моей точки зрения, опытного инструктора и выразила желание «погружаться во второй заход». В это время вынырнувшие нехотя делились впечатлениями. Кто-то видел ската, кто-то крупную рыбу, съевшую мелкую. Все набрали моллюсков, нескольких из которых я из жалости к животным тихонько выбросила в море.
Я подобрала себе ласты и маску. Инструктор смерил взглядом мою хлипкую фигурку и отложил в сторону груз, который надевал на предыдущего пловца. Надо заметить, что он поступил очень правильно — под тяжестью двадцатикилограммового акваланга я и так чуть не упала. Инструктор завел меня за руку в воду. Мы попробовали погрузиться. Меня прижало ко дну так, что пришлось почти ползти, что я и делала в течение первых пяти минут. Вода, сверху кажущаяся прозрачной, здесь была достаточно мутной. Мимо продефилировали медузы, дергаясь в соответствии с каким-то своим внутренним ритмом и искушая стукнуть их по «макушке». Совсем рядом проплывали маленькие и большие рыбки, но их видимая доступность рассеивалась при первой же попытке схватить «селедку» за хвост. Водоросли, камни, несмелое мерцание солнечных лучей — все как по телевизору, только мокро. У меня начало болеть ухо. Причем с одним я справилась сразу, а вторая барабанная перепонка так и не захотела возвращаться в исходное положения, несмотря ни на какие усилия. Я знаками показала это инструктору. Пришлось всплыть и договориться, что пойдем на малой глубине. При подъеме на поверхность у меня изо рта выскочила трубка с воздухом (я пыталась держать ее губами, а не зубами, как положено). Инструктор, видимо, испугался больше меня, но я быстренько водрузила нагубник на место.
Дальше все шло как по маслу: мы собирали камешки и рассматривали рыбок. Потом я замерзла, и мы нестерпимо долго возвращались на берег. Наверное, если бы была возможность, я бы ныла, что мне холодно, но к счастью инструктора, говорить на глубине нельзя. Наконец-то мы всплыли. Я дрожала от холода. Но сознание того, что я ныряла — с аквалангом! — сглаживало неприятные эмоции. Полезу ли я в море, если еще раз представится такая возможность — думаю я теперь? А как же!
Маша.
В поисках потерянного мира приключений
Мы сидели на лодке во дворе озеровского дома и злобно, не отрываясь, смотрели на дверь подъезда. Мужики задерживались.
— Мы выйдем ровно через пять минут! — страшно манерничая, передразнила Юлька Ивашкиного другана.
В этот момент дверь подъезда почти слетела с петель и в проеме показался рюкзак. За ним — еще один. «Рюкзаки» выпали на улицу, обернулись, и мы увидели наших друзей.
— Что вы сидите — не могли помойку сюда притащить!!! — тут же кинулся на нас Озеров.
— Он что, рехнулся? — обалдела Юлька. — О чем говорит этот пацак?
— Он говорит: почему такое безобразие — он вышел из дома через полчаса после того как обещал, а дрова у порога еще не свалены! — перевела я, еле сдерживаясь, чтобы не засветить Ивашке здоровущий такой фингал.
— Дрова? — растерялась Юлька.
— Ну, «дрова»… «помойка»… машина… — какая разница, когда мы опаздываем, — встрял Ивашкин друг, подхватил лодку, и экспедиция помчалась к шоссе.
Мы разбежались в разные стороны и стали сигналить, в результате чего через пять минут к месту встречи съехались «помойка» — «Мерседес», «дрова» — «Волга» и машина «Победа». Мы быстро забросали их снарягой, прижали к сердцу дорогие металлодетекторы, и эскорт рванул на вокзал.
— Впереди пробка, — заявил водила нашей «Победы» и свернул в ближайший дворик — поехал напрямик. «Дрова» и «помойка» не сориентировались и отстали на светофоре.
Остаток пути мы, бухтя под нос: «Опять от меня сбежала последняя электричка», проехали почти на двух колесах со скоростью 92 км/час и врезались в здание вокзала за пять минут до отхода электрички. Откуда-то из-за угла вырвались две наши машины и резко притормозили у заснувшего было гаишника, который тут же проснулся и стал требовать штраф. Из «Мерса» вылезла Юлька в пятнашке и с детектором в руке и завопила:
— Кончай базар-вокзал! Три минуты осталось! Вадик — беги вперед, в случае чего — стоп-кран тебе товарищ!
Нам повезло — на электричку мы успели. С помощью Вадика. Он выскочил из вагона, помахал нам, и наша экспедиция отправилась в Смоленск.
Как только электричка отошла от платформы, мы глубоко вздохнули, откинулись на спинки сидений и уставились на наши баулы.
— Самое время выяснить — что мы забыли, — Ивашка отодрал липучий хлястик одного из рюкзаков.
— Если нарвешься на бутерброд, — буркнула я, — кинь мне!
Коллега полез в сумку и стал сосредоточенно в ней рыться.
— Зажигалку ищешь? — поинтересовались рядом.
Мы обернулись. К нам подсел парень лет двадцати шести. На нем была универсальная куртка из тех, в которых ходят наши фотографы — с диким количеством карманов, — линялые, но явно «родные» джинсы и сумка через плечо. И улыбка.
— Не курю, — резко ответил Ивашка и продолжил свое занятие.
Мы с Юлькой слегка приподняли брови — причина, по которой приблудившийся тип впал в озеровскую немилость, была неясна. Но причина в наличии присутствовала, потому как Ивашка хамить так просто не станет. Однако тип не внял нашему настроению и без всякого выражения продолжал:
— А кстати, вы не знаете, который час?
— Наша электричка отошла от платформы в 9.16 по местному времени, — отрезал Ивашка и взглянул на мужика взглядом, который обычно убивает. — С тех пор прошла ровно одна минута.
— Ну спасибо, — парень поднялся и закинул сумку за спину. — Значит, в смоленские леса едете… Придурки.
И пошел по проходу к дверям.
Спустя минуту Ивашке вдруг жутко понадобилось «выйти в тамбур покурить».
— Пошел разбираться, «курильщик», — поняла я.
— С этим? — переспросила Юлька. — Я вообще не поняла, по какому поводу Озеров взъярился.
Озеров вернулся злющий, как невыспавшийся таежный медведь, который хотел поймать геолога, но тот от него убежал.
— Сгружаться нам надо с электрички — на следопытов нарвались, — подхватил он один из рюкзаков. — Нас трое, их шестеро. Они — через вагон.
— Кто такие? — нахмурилась Юлька.
— «Черные» следопыты — могилы немецкие времен войны в лесах копают — оружие, кресты, бляхи и прочую символику ищут. Я с этими парнями уже сталкивался. Не с этими конкретно, но…
— В электричке народу — яблоку плюнуть негде. Зачем им к нам пришквариваться? — спросила я.
— Потому что у народа нет ни одного детектора, а у Юльки под сиденьем их целых два. А им эти игрушки не помешают, — Ивашка вытащил обмотанные брезентом детекторы из-под сиденья и досадливо добавил: — Ну и лоханулся же я. Надо было в футляре покупать или целиком брезентом покрывать, чтобы в глаза не бросались. Ладно, сядем на следующий поезд, и — опаньки.
Мы промокли под дождем на промежуточной станции около часа и сели на следующую электричку…
— У-у-у, комарье мое, — стукнула я по руке, ранним утром следующего дня выбираясь из палатки и пытаясь ворваться в соседнюю. — Озеро-о-ов, подъем!!!
Из палатки — ни звука.
— Есть хочу! — полог нашего жилища откинулся, и появилась Юлькина голова. — Ивашка проснулся?
— На позывные не откликается, — вытаскивая из рюкзака полотенце, походя пошутила я, — но из палатки явственно слышится чавканье.
— Что-о-о?! — Юлька вырвалась из спального мешка и потрюхала к озеровской лачуге. — Озеров, отдай ветчину!
Она заглянула внутрь.
— Нормально, — Юлька обернулась. — Ты в курсе, что его здесь нет?
— Акваланг на месте? — поинтересовалась я.
— На месте. Да и что он с этим аквалангом делать будет? Ты посмотри на это болото. Во, блин, в глушь забрались… Как мы сюда вообще дошли? — Юля медленно просыпалась. — Саф, а между прочим, кто шатался ночью по лагерю?
— Вот Иван, наверное, и шатался, — я закинула полотенце за спину, взяла мыло и отправилась к, с позволения сказать, водоему. — «Просто я лунатик, по ночам не сплю…»
— С фонариком? — не унималась Юлька.
— С фонариком? — обернулась я. — Тебе приснилось. Все фонари в нашей палатке.
Я заглянула за свой спальник — три фонаря на месте. Мы обыскали Ивашкину лачугу — нашли только огниво, но не нашли «оборонный» детектор. «Фишеровский» подводный был спрятан в вырытой накануне яме и накрыт нашей палаткой. Юлька села на землю и, ничего не понимая, уставилась на пробивающуюся молодую травку.
— Может, тебе пригрезилось?
— Фигура на фоне костра мне тоже пригрезилась? — удивилась Юлька. — И вообще где Ивашка с детектором? Он же должен был предупредить — куда идет.
— Может, у него времени не хватило… нас предупредить.
Так мы и рыскали вокруг лагеря, пытаясь обнаружить хоть что-то. Прошло пять часов — наступил полдень. Щебетали птички. Озеров не появлялся.
Обед мы встретили с ПМами в руках. Юлька пыталась шутить.
— Саффи, солнышко, а умеешь ли ты стрелять по-македонски?
— И по-зулусски, и по методу древних майя… — мрачнела я.
— Ну, раз ты такая крутая, подержи мой огнемет, а я пока ветчину с сыром порежу. Мы же не завтракали, — тут она полезла в палатку, извлекла оттуда нож-пенал, невесть откуда притараненный Озеровым за день до нашего отъезда, и принялась рубить им ветчину.
Ну и зрелище мы, наверное, представляли собой. Правда, тогда подумать об этом я не успела, так как отчетливо услышала какой-то звук и почва под ногами слегка дрогнула.
— Вот дьявол! — Юлька перестала рубить мясо, прислушалась и ошарашено добавила: — Взрыв… по-моему.
Я вскочила.
— Тащи сюда валежник — чем больше, тем лучше, — обратилась я к Юльке. — Я собираю шмотки.
— Что? — не поняла она.
— Друзья из электрички, — выдрала я колышки озеровской палатки. — Они километрах в двух от нас. Хотя, могу ошибаться — в лесу я не ориентируюсь.
Мы быстро упаковались, оставив при себе только оружие, бинокли, фонари, огниво и еду, свалили вещи в мелкий овражек и забросали их ветками. Следующий вопрос, который пришел в наши перепуганные головы — куда бежать?
При всем при том, что соображалки наши не работали, у нас хватило ума рвануть в сторону, противоположную той, откуда мы услышали взрыв. И совершенно случайно оказались в деревне, не менее глухой, чем то место, откуда мы только что слиняли — на единственной улице стояло пять домов.
— Куда стучать будем? — спросила Юлька.
— Вон тот дом, видишь, не огорожен забором…
Мы потопали к этому дому и поняли, что слегка ошиблись — вдоль всего довольно большого участка по земле тянулась колючая проволока. При ближайшем рассмотрении рядом с тропинкой, ведущей к дому, мы наткнулись на табличку «Мины!».
— Кажется, здесь мужик серьезный живет, — побледнела Юлька. — Пошли отсюда, пока нас на семь тысяч над землей не подкинуло.
— Не исключено, что именно он и сможет помочь. Эй! Здесь есть кто живой?!
Дверь тут же открылась, и на пороге появился мужик лет шестидесяти с винтовкой в руках:
— Вы кто?
— К вам пройти можно? — замешкалась Юлька. — Ну… так, чтобы вертикально не взлететь.
— А, — улыбнулся мужик. — Вы из Москвы. На три метра вправо, переступите через «колючку», только упаси вас за нее задеть… По тропинке можете идти совершенно спокойно.
— У вас тут что — осада Ла-Рошели? — перешагнула Юлька через «колючку».
— Что-то типа того. Я, девчонки, фермерствую. Так мне, только я здесь устроился, местная «братва» и власть палки в колеса ставили. Потом нападения были. Тогда я в лес ушел — там полно оружия еще с Отечественной валяется — вот, мины установил. Да вы проходите.
Мы прошли в дом. Первая вошла я:
— Мама мия, что это еще такое?!
Вся стена напротив меня была завешана старыми винтовками, автоматами, штыками, парабеллумами… Подойдя поближе, среди этого безобразия я узрела два маузера и кортик.
— Так, — дед уселся на табуретку и положил винтовку себе на колени. — Что у вас стряслось? Я знаю — вас трое приехало. Где Иван?
— Кто?!!! — ошалели мы с Юлькой.
— Он у меня гостил два года назад. Обещал в ближайшие полгода заехать — «Беломор» завезти… На станции я видел, как двое девчонок и один парень в нашу сторону пробирались. Думал, ошибся, но Ивашку по «волчьей» походке узнать можно. Так где он?
Мы выложили, что знали. Дед внимательно выслушал наши россказни и пробухтел:
— Стар стал. Взрыва не слышал. Может, почудилось вам?
— Навряд ли.
— Ладно, ненужное шмотье можете здесь скинуть. Пошли.
Дед спрыгнул в подпол и вернулся с тремя гранатами. После чего мы вышли из дома, пронаблюдали, как он подсоединяет к замку и петлям какие-то проводки, и отправились за ним. По дороге дед наведался в соседнюю хату и выволок оттуда огромного сонного бородатого мужика лет тридцати.
В таком составе мы приближались к лесу.
Оказалось, что дед знал лес, что называется, «насквозь». Он знал, где искать захоронения наших и немецких воинов, знал поляну, на которой мы остановились, знал от нас, с какой стороны раздался взрыв, и таким образом вычислил местонахождение наших «друзей». Экспедиция преодолела заросли какого-то жутко «сплетенного» растения и оказалась на краю рытвины. И наконец мы увидели…
(Продолжение. Начало см. «Бумеранг» N 6’97)
САФФИ
Компания наших корреспондентов — Саффи, Озеров и их приятельница Юлька — отправилась на поиски клада Наполеона, по преданию захороненного в смоленских лесах. Однако поисками сокровищ они заняться не успели, потому что…
Искатели потерянного мира приключений
или Пособие для начинающего кладоискателя
От компьютера меня оторвал наш специалист по криминалу Иван Озеров. Он подошел к машине, ткнул в ближайшую пепельницу сигаретой и, облокотившись на процессор, сказал:
— Поехали в Смоленские леса на болота.
Я внимательно посмотрела на коллегу — выглядел он нормально, следы горячки белой отсутствовали.
— А почему не на стаффордширские топи? — спросила я.
— Наполеон не был на стаффордширских топях. Оставь в покое машину и следуй за мной!
— Машину я в покое не оставлю, я ее люблю! — возмутилась я. — И вообще, я еще не выпила свой пятичасовой чай!
— Понятно, — тихо произнес Озеров и, прежде чем я что-то успела понять, вырубил компьютер и, схватив меня за руку, потащил в лифт.
— В дневнике моего прадеда, — начал вещать он, — я нашел описание местности, где стоял французский лагерь, и должен тебе сказать, что ни в одном из других источников это место не указано… Не стучи по ребру, я им вчера на снегоход налетел!.. Прадед писал, что пытался найти один из тех обозов награбленного добра, которые Наполеон засандалил в Семлевское озеро по причине тяжелой русской зимы. И кроме того — мифическую казну французов, затерянную на берегу Березины между двумя пеньками, местонахождение которых ныне неизвестно. Но это еще не все. Он искал третий клад в конце прошлого века и даже на что-то набрел, но на что — я не понял.
Лифт остановился на первом этаже. Иван вышел из здания, тормознул «Тойоту» с правосторонним управлением и закинул туда меня. После чего сел сам.
— Вам куда? — перегнулся через сиденье водитель.
— На Смоленские болота! — с вызовом сказала я.
— Ее лучше не слушать, она не в себе, она клад Наполеона хочет найти, представляете! — буркнул Иван и дал свой адрес.
Дверь нам удалось открыть с большим трудом. Со стороны прихожей ее подпирал упавший вместе с вешалкой металлодетектор. Пробирались на кухню мы также с невероятными усилиями — путь преграждали стопки дореволюционной макулатуры, огромных размеров баул, два рюкзака, три пары кирзовых сапог 55-го с половиной размера, батарейки, фотоаппараты, палатка и на ней три мини-диктофона с выносными микрофончиками. На стиральной машине лежала надувная лодка и два с половиной газовых пистолета Макарова. Осторожно переступив стиральную машину, Иван оказался у плиты, поставил чайник на огонь и завис на телефоне. Пока он висел, я изучила содержимое баула и рюкзаков и пришла в ярость:
— Ты сдурел!!! На этих болотах комаров, как собак нерезанных!!! А ты даже не подумал взять средство от насекомых!
— И спрей от собаки Баскервилей… — добавил Иван и тут же проорал в трубку: — Юлик, привет! Сафка едет с нами. Ты можешь э-э-э… ну, скажем, «арендовать» у своих еще один металлодетектор? Да, именно, «Фишер»! Только подводный! Знаю, что стоит под восемь «лимонов»… Нет, у меня другой… А черт его разберет, его на оборонке сто лет назад собирали. Машина — зверь! Ладненько, выдвигайся в мой квадрат!
Он положил трубку, потянулся к каким-то спискам и принялся бухтеть:
— Сухой спирт — есть. Огниво — есть. Греющий пакет — есть. Нейлоновая веревка — есть. Аптечка — есть. Два фонаря — есть. Надувная лодка, трехместная — есть.
— Ружье для подводной охоты — нет, — выпендрилась я.
Озеров отвлекся от списков и зыркнул на меня.
— Сафка, придумай себе какое-нибудь занятие, пока чайник вскипит. Поройся в кладовке, что ли. Там где-то должен валяться прибор ночного видения, — тут он снова углубился в бумаги. — Бинокли — есть. Биофильтр — есть… Черт, ребро ты мне все же сломала!
— Что такое биофильтр? — прокричала я из комнаты, взламывая дверь кладовой.
— Дезинфицирует и очищает воду из любых источников! — ответил коллега. — Стробоскоп сигнальный — есть. Москитная сетка… Слышь! Ты там что-то про комаров хрюкала. Так вот, есть у нас москитная сетка!
Тут мне наконец удалось справиться с замком кладовой, я открыла дверь и от ужаса чуть не упала.
— Что это?!
Вырисовываясь из темноты своими нежными очертаниями, на меня смотрела черная, будто снятая с человеческого лица с несоблюдением естественных пропорций маска. На ней висел бинокль ночного видения с подсветкой.
— Оз-зеров! Чтоб тебя к пираньям во время отлива! — завопила я, врываясь на кухню.
— А-а, — протянул Ваня, что-то подчеркивая в своих трудах, — на Максика наткнулась? Я забыл тебя предупредить. Это, между прочим, маска ныряльщика! Ее Максик зовут. И не топчи флягу, она, между прочим, денег стоит!
Я повнимательней огляделась вокруг. Вся квартира была завалена снарягой, по моим скромным подсчетам, миллионов на шесть. Еще вчера ничего этого в квартире не было.
— Слушай, где ты все это взял? — подозрительно посмотрела я на коллегу. — Украл?
— Украл, украл, и в землю закопал, и надпись написал… Дай мне во-он тот фотоаппарат… Вот этот! Да, я понимаю, что не похож — он предназначен для подводной съемки. А к нему бокс, в который этот аппарат вставляешь. Не поняла? Фотоаппарат одноразовый, рассчитан на 27 кадров. После чего его можно выкидывать.
— Сколько все же это добро стоит? — осторожно поинтересовалась я.
— Смотря где? Там, где брал я — в магазине «Мир приключений», — очень приемлемые цены.
— Это там на тебя снегоход бросился и ребро сломал?
— Именно, — вскочил Озеров и помчался, перепрыгивая через тюки, к двери. Оказалось — услышал звонок в дверь. Звонок у него, конечно, еще тот…
Пришла Юлька. Увидев разбросанные вещи, она изрекла:
— Дорогой друг! А не проще лопатой! А?
— Проще вообще ничего не искать!
— Да, — активизировалась я. — Ты так и не сказал, с чего тебя на романтику потянуло?
— Зашел в «Мир приключений» — и потянуло. Девахи! Там столько снаряги! Проще сказать, чего там нет, — высказал Иван, глядя на нас безумными глазами. — Да, — он заглянул в список, — мы еще не все собрали. Мне нужны: пара прибабахов для акваланга, эхолот, определитель пробы золота…
Мы с Юлькой переглянулись. Иван сходит с ума в очень редких случаях.
— Может, лучше прокатиться в магазин? — предложила я. — Я мечтаю познакомиться со снегоходом…
В магазине мы разбежались по разным отделам и стали рыскать по витринам. Иван оказался прав. Здесь было все — от одежды до снаряжения, от деталей одежды до деталей снаряжения. Кроме того, здесь была масса вещей, о которых я лично слышала в первый раз.
Несколько ценников меня просто убили. Иду я вдоль витрины, периодически (из желания рассмотреть вещи непонятного назначения) въезжая носом в стекло, и вдруг читаю «Рогатка — 251 000 руб». На витрине предмет, в котором из-за огромного количества лишних деталей с трудом угадывается металлическая рогатка.
Однако продавцы очень вежливо отвечали на мои глупые вопросы:
— Это не лишние детали. Вот это — упор. Это — грузик для противовеса. Сюда упирается локоть. Это — мушка.
К следующей витрине я топала с надеждой обнаружить там рогатку с оптическим прицелом и колесо от троллейбуса…
Изредка мы с Озеровым и Юлькой пересекались. При этом в наших глазах наблюдался экзальтированный блеск.
К концу похода в моем блокноте нарисовались следующие цены:
Огниво (магний-кремень) — 60 000
Сухой спирт — 12 500
Греющий пакет (на 7-12 часов) — 5000
Химический источник света (на 5-8 часов) — 10 000
Нейлоновая веревка — 40 000
Плащ-пончо — 50 000
Походный набор (ложка, вилка, нож) — 15 000-40 000
Металлодетектор «Fisher» — 1 729 000
Металлодетектор «Fisher» c наушниками — 6 466 000
Металлодетектор «Fisher» (старательский) — 4 640 000-4 770 000
Металлодетектор «Fisher» (подводный) — 7 850 000
Наушники для металлодетектора (стерео) — 395 000
Определитель пробы золота (18 karats) — 1 000 000
Портативный прибор для измерения глубины (эхолот) — 1 100 000
Рогатки — 49 000 — 251 000
Надувная лодка 3-местная (12 кг) — 2 410 000
Надувная лодка с двигателем — 6 950 000
Ружье для подводной охоты — 200 000
Баллон от акваланга — 1 980 000-3 205 000
Та самая наводящая ужас «маска ныряльщика» — 700 000
Фотоаппарат для подводной съемки одноразовый (27 кадров) — 100 000
Бокс для фотоаппарата — 715 000
Набор первой медицинской помощи — 35 000-243 000
Комбинезон с сапогами (изотермический) — 2 240 000
Фляга питьевая с клапаном — 90 000 — 160 000
Кожаный чехол для фляги — 180 000
Бинокли — 68 000-378 000
Ночной визир (1,6х20) — 1 490 000
Бинокль ночного видения (2,5х42) — 1 910 000
Бинокль ночного видения с подсветкой (3,2х13) — 2 400 000
Биофильтр (на 10 литров) — 15 000
Фонари — 170 000-225 000
Стробоскоп сигнальный — 210 000
«Первая помощь от укусов змей и ядовитых насекомых» — 68 000
Москитная сетка — 200 000
Ножи — 26 000-280 000
У самого выхода я наткнулась на агрегат с табличкой: «Снегоход «Yamaha» (крейсерская скорость — 120 км/ч) — 56 500 000″ и также, на всякий случай, записала его в свой блокнот.
За этим занятием меня застали мои друзья. Озеров подошел к снегоходу с тюком в руке и, посмотрев на машину, потер ребро:
— Да-а… Теперь ты поняла, что в этом магазине есть все для кладоискателя!
— Нет, коллега, не все!
— Что тебе еще надо?! — взорвался Озеров. — Противотанковую мину? Люк от космического корабля?! Билеты до Смоленска?! Чего здесь еще нет?!
Я гордо вскинула голову и произнесла:
— Здесь не продают карты пиратских кладов!
САФФИ
Р.S. Удалось ли нашим корреспондентам обнаружить в Смоленских болотах клад Наполеона — читайте в следующих номерах журнала.
Как я сидела на Исповеди
или Мое первое знакомство с лошадью
Ветер в ушах звени-ит! Деревья мимо летя-aт!.. Поворот, еще поворот, у-ух!! Дышать почти невозможно.
«А дальше будь что будет…»
Исповедь беспризорника
У каждого нормального человека — будь он ребенок или взрослый — есть свой дом, своя семья. Но ни для кого не секрет, что есть люди, у которых нет ни первого, ни второго. И что самое печальное, на улицу попадают не только убеленные сединами «лица без определенного места жительства», но и подростки. Тринадцатилетний Слава — один из тех, кто вынужден скитаться по улицам и вокзалам.
«Ну чего тут интересного? Ну сбежал я из дома. Давно. Полгода назад. Не нравилось мне там. Отца своего я никогда не видел, мать вечно таскала домой пьяных мужиков, с которыми все время пила. На нас с братьями не обращала никакого внимания. Спали мы на полу в ее старых тряпках. Паркет давным-давно кому-то продали, а окна, которые мужики разбили во время пьянок, мать попросила своего хахаля забить фанерой.
Она никогда ничего не готовила, и когда нам очень хотелось есть, мы ходили к помойке рядом с кафе. Но сначала еще ничего было. Она жила с очень тихим мужиком, а потом его прогнала и привела другого. Он как напивался, начинал за ней бегать с ножом, а если кто-нибудь из нас попадался, бил. Витьку, моего брата, один раз так отделал, что он два месяца весь в синяках ходил. Мне все это осточертело, и я ушел.
Теперь я сам себе хозяин и делаю все, что хочу. Захочу — мороженое куплю, захочу — в другой город поеду. Не страшно ли мне? Да ты что?! Чего бояться-то? Я уже не новичок и с голоду не помру. Это сначала мне было тяжело. А потом я познакомился с пацанами, они меня научили многому — где жить, где деньги зарабатывать, как от всяких козлов отвязываться.
Зарабатывает у нас каждый по-разному. В основном просят милостыню или машины моют, многие воруют. Я лично стою в переходе рядом с вокзалом. Ничего, на жизнь хватает. Старушки всякие подходят, тетки. А там самое главное написать на картонке чего-нибудь такое жалостливое и вид соответствующий сделать. Я умею писать, и некоторые из наших подходят и просят им написать, потому что сами не умеют. Недавно тут ко мне подходил одиннадцатилетний пацан. Так он ни разу в школе не был. Мать не отдала.
Но мы еще ничего, мы для себя деньги просим. А есть такие, которых родители посылают. Пишут им, что у них умерла мать, и гонят на вокзал. Ну, естественно, всю выручку они забирают себе на пьянки, если у пацанов не хватает ума припрятать чего-нибудь. А если их предкам с перепоя покажется, что денег мало, они их бьют, чтоб в следующий раз больше приносили. Так что фиг там себе чего-нибудь отложишь. Некоторых заставляют побираться посторонние мужики и бабки, с которыми потом приходится делиться.
Ну а девки продаются. У нас на вокзале шляется несколько таких. Лет им по четырнадцать-пятнадцать. Продают их взрослые тетки — сутенерши. И мужики расплачиваются всегда только с ними, а девок этих только кормят и поят, чтоб с голоду не померли.
На вокзале много всякого народа шляется. Некоторые живут там — когда денег на водку не хватало, квартиры продали. Ну они тоже просят и воруют.
Недавно познакомился с одним пацаном. Он со своей сестрой вместе бродяжничает. У них есть еще шестеро братьев и сестер. Мать от них сбежала, ушла к мужику в соседнюю деревню и запила там с ним. Они остались при бабке восьмидесятилетней, и она тоже пила, а когда надиралась, гоняла их палкой. Что они, дураки, что ли, с ней жить? Ну и сбежали…
Конечно, время от времени нас всех заметают в приемник-распределитель, но потом отпускают. Увозят к родителям, а мы снова делаем ноги. Меня как-то раз тоже отвезли к матери, так я на следующий же день от нее отделался. Она, наверное, и не заметила. Есть у нас такие, которые плачут в милиции и упрашивают не отправлять их домой, а некоторые прикидываются дураками и говорят, что не помнят свою фамилию.
Иногда к нам пытается фуфло всякое примазаться. Я их лично не перевариваю. Эти приключений ищут на свою голову, предки у них чуть не академики, а они туда же лезут — к нам. Мне тут ребята рассказали, как в милицию замели сына директора банка, который спер у отца не помню сколько штук баксов и приперся в Москву. На тебе, приехал. Ну его и отправили обратно к папаше. Вот он его, наверное, выдрал! И чего они прутся, если даже от милиции не могут отвинтиться?
Я, слава Богу, не такой. Если меня даже кто-то побьет, я не заплачу. Никакой чесотки я тоже не боюсь. Вши у меня уже давно. Ничего, уживаемся.
Иногда бывает нелегко. Народ у нас злой, не всегда хорошо подает. Ребята рассказывали, раньше больше собирали. Хорошо еще, что мы живем вчетвером. В плохие времена делимся друг с другом.
Беженцы? Да ты что? Мы с ними вообще не общаемся. Они по-нашенски и разговаривать-то не умеют, лопочут чего-то по своему. Они летом живут со своими предками в шалашах и вместе бомжуют, а зимой куда-то смываются.
Чего дальше делать буду? А кто его знает. В школе я не доучился. Да и что мне там делать? Я и без математики проживу. Мне тут ребята старшие предлагали один раз сходить «на дело» — квартира у них была хорошая на примете. А я чего-то сдуру испугался. С ними Васька пошел, так столько жратвы принес! Мы аж три дня объедались. Ну ничего, когда еще раз предложат, я обязательно пойду. А милиция — чего ее бояться? Все мы там будем.
У нас был один дурак. Все мечтал в интернат попасть, чтобы выучиться, а потом работу найти. Ну и попал. Два месяца терпел там разные разборки, а потом не выдержал и училку свою чуть не зарезал. Ну, естественно, его и спровадили в милицию. Не знаю даже, чего сейчас с ним. Наверное, в колонии сидит.
А я плевать хотел на все эти интернаты. Мне и так неплохо живется. А дальше будь что будет. Хотя поначалу, когда я еще маленький был, ну совсем дурак дураком, я часто плакал и думал, что моя мать ненастоящая и скоро за мной придут настоящие родители. Они увезут меня домой и каждый день будут варить мне суп, спать я буду в теплой постели, а по выходным мы будем ходить в зоопарк. Я каждый вечер ложился спать с мыслью, что завтра за мной приедут. Но никто так и не приехал.
Алла ТУЧКОВА
Автор благодарит за помощь в подготовке материала Московское УВД на железнодорожном транспорте и начальника отдела по предупреждению правонарушений среди несовершеннолетних на Ярославском вокзале Татьяну Кочерыгину.
***
За десять месяцев 1996 года на железной дороге Ярославского направления было задержано около 1800 детей и подростков, что на 500 человек меньше, чем в 1995 году. Возраст малолетних преступников уменьшился до 8 лет.
Местечко так себе
Вокзал в Эссене небольшой и неуютный. Грязные стесанные ступеньки ведут наверх, к поездам. Засаленные перроны и серый цвет, в который выкрашена большая часть вокзала, не поднимают настроения. Особенно в шесть часов утра, когда над городом стоит негустой туман. Пассажиры с невыспавшимися лицами, ежась от утреннего морозца, прохаживаются по перрону. Тут же ранние бомжи пытаются «стрельнуть» сигарету, монету или бутерброд. Сильный ветер гонит по асфальту окурки.
Наверное, входить дважды в день в этот вокзал — удовольствие так себе. Но Лутц пожимает плечами. «Наплевать», — говорит он и сплевывает в урну. Лутцу девятнадцать лет. Каждый день ездит он на работу через эссенский вокзал. каждый день видит он людей: отъезжающих, приезжающих или попросту живущих на перроне. Но для Лутца это уже не повод для головной боли, которая сопровождает обыкновенно размышления о бытии. «В жизни бывают случаи и пострашнее», — говорит он.
Пожалуй, Лутц прав. Недаром его дом находится по соседству с приютом для престарелых. Его лучший друг проходит там социальную службу — сам Лутц «откосил» от бундесвера в пожарной команде. Хотя в приюте было бы спокойнее. Да и внешне выглядит это вполне прилично: красиво, чисто, даже уютно. «Нет, это не для меня. Многие у нас отсылают сейчас своих стариков туда умирать. Вот где настоящий ужас, а не в этих дурацких фильмах».
Работает Лутц газовщиком. Профессия не престижная, но нужная. Ему нравится. И вообще, всегда кусок хлеба на черный день есть, что совсем не лишнее в Северной Вестфалии, где около ста семнадцати тысяч людей моложе двадцати пяти лет не имеют ни работы, ни места учебы. Некоторых из этих бедолаг можно встретить в Эссене на вокзале. Это уже отчаявшиеся. Многие не закончили школу — кому это нужно, все равно перспективы никакой. Они сидят небольшими группами по десять-пятнадцать человек, пьют пиво, курят или глотают дешевые наркотики. Полицейские их не трогают. Они свободные граждане свободной страны, хотя их существование сродни небытию.
Впрочем, нельзя назвать их совершенно брошенными. О них заботятся. К примеру, в некоторых церковных общинах, католических или протестантских, собирают пожертвования, снимают для бездомных подростков квартиры или нанимают врача для законченных наркоманов. Сам Лутц церковь не посещает — не хочет платить церковный налог. Вопрос о существовании Бога вызывает у него недоумение: «Есть, наверное. Но я-то ему зачем?»
Он простой нормальный парень, родился и вырос в Эссене. Разговор о родном городе вызывает у него гримасу. Эссен — когда-то крупный промышленный центр (добыча черного и бурого угля) — в 1989 году закрыл последнюю шахту. Уголь добывали до упора, пока тротуары в городе не начали проваливаться. Выкопали все. Итог: безработица, плохая экология. «Неперспективное место», — комментирует Лутц. На вопрос, возможно ли улучшение положения в ближайшее время, если государство все-таки решит увеличить дотации, просто хмыкает: «Это жирдяй-то?» (так «любовно» он величает бундесканцлера Гельмута Коля).
Аналитики называют жизнь сегодняшних немцев «свободной от смысла». Молодежь в России, вероятно, переживает похожий кризис. Впрочем, это все патетика. Да Лутц и не жалуется. Он собирается жить и не называет это кокетливым словечком «выживать». Потому что для него сейчас это одно и то же.
Потому что ему досталось трудное время и трудное место. И если он не встает по этому поводу в позу или не «колется» в вокзальном сортире, так это потому, что не питает иллюзий относительно своей жизни и собирается прожить ее так, как она сложилась.
Какая-то девушка в потертой кожанке, с мятым шелковым платком на шее подходит к нам и начинает бормотать что-то о покинувшем друге, чужом городе и полном отсутствии дойчмарок в кармане. «Продай куртку», — говорю я не без злости. Лутц добродушно протягивает «покинутой» несколько монет. «Не отстанет», — пожимает он плечами. Не в этом ли смысл всей гуманитарной помощи?
Впрочем, подозреваю, что это решение продиктовано отчасти и чисто немецкой сентиментальностью. Девушка напоминает ему сестру. Керстина не живет с родителями, а снимает с подругами квартиру в соседнем доме. Это здесь называется независимостью. Она учится, поэтому стирает вещи и готовит ей еду мама. Лутц живет с родителями. Мысли о том, чтобы отделиться, у него пока нет. Зато есть неплохая стереосистема, аквариум с золотыми рыбками и любимый мотоцикл. Но это — для души. А для работы у Лутца есть эссенский вокзал в 6.15 и в 16.45. Местечко так себе.
Геля ТИМОФЕЕВА
История одной повести
Каждый лет в пятнадцать хоть раз пытался написать нетленное творение — стихотворение, рассказ или целую повесть. Не обошло это стороной и мою подругу.
Моя подруга занималась когда-то стенографией. А потом решила сотворить повесть. Добрую, светлую, «пионерскую», о первой любви. Около месяца она страстно исписывала несметное количество бумаги: «Они стояли на автобусной остановке. Было холодно, но они не замечали мороза. Их согревала любовь…»
Через месяц она попросила меня оценить ее труды и вручила папку с устрашающим грифом «ДЕЛО N 1. ПОВЕСТЬ. ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ ЧУДЕСНЫЕ». Я открыла первую страницу и вместо предисловия увидела совершенно немыслимые иероглифы. Повторяющиеся слова моя Жорж Санд застенографировала. «Что» напоминало дождевого червя, которому наступили на хвост, «школа» выглядела еще более замысловато и устрашающе, а «любовь» была закручена, как узелок из «высшего пилотажа» макраме. Но и это было еще не все.
В странице под номером пять абзац в середине был перечеркнут и поверх него приклеен листок с надписью «Отогнуть». Последовав этой инструкции, я заглянула внутрь. Туда мелким муравьиным почерком моя писательница умудрилась впихнуть описание целого выпускного вечера!
Следующая страница была исписана разными чернилами. Обычные синие свидетельствовали о том, что этим строкам уже несколько недель, а красные красноречиво возвещали, что Муза прозы приходит неожиданно и, как любая женщина, с заметным опозданием.
Еще через три страницы количество приклеенных листочков увеличилось втрое. Первый просил «отогнуть», второй умолял «не читать», а третий требовал «порвать его к чертовой матери».
Последняя страница повествования выглядела так же душераздирающе, как и ее содержание. «Не читай», «Отогни», «Оторви» и «Выброси» еще раз подтвердили то, что положенный на написание этого опуса труд к своему финалу вывел его создательницу из состояния душевного равновесия. Когда я предложила подруге привести свое творение в божеский вид, она едва не упала в обморок: «Я уже сама не разберу, что там надо будет отогнуть. И хоть убей не помню, что это за морской узел между моими героями!»
А мне, честно сказать, повесть понравилась. Без смеха. Особенно надпись «Отогнуть».
Ксюха КОРОЧКИНА
«Следующим умру я…»
«У меня есть мечта, — сказал он, — иметь кучу денег. Если для этого придется кого-то убить — я готов. Но чтобы тогда очень много денег. Я бы купил на все героина. Чтоб только героин, героин — каждый день, до смерти».
Отец Бешеного
Интервью с Виктором Доценко
Отправляясь на встречу с писателем Виктором Доценко, автором известной серии романов «про Бешеного», я хотела спросить его, каким он был в 17 лет, как стал писателем и как «родился» Бешеный. После того, как Виктор Николаевич рассказал историю своей жизни, я не задала ему ни одного вопроса…
МЕСТО РОЖДЕНИЯ — СТАНЦИЯ «ОСТАПОВКА»
Я родился 12 апреля 1946 года в поезде. У меня в паспорте записано: «Место рождения — станция «Остаповка» Черниговской области». Потом мою маму мотало по жизни, пока мы не осели на родине отчима, в Омске — мне тогда было 5-6 лет. Детство прошло в Сибири — отсюда, наверное, мое здоровье, закаленный характер и упертость — есть такое слово в болгарском языке.
Школу я там же закончил, правда, с седьмого класса перешел в вечернюю школу. Очень серьезно занимался спортом — многоборьем, мой юношеский рекорд простоял добрый десяток лет. Потом я уехал в Москву. Покорять столицу.
Поступил сначала в Бауманское училище (ныне Московский государственный технический университет им. Баумана — Прим. авт.). Там проучился один курс, мне даже пророчили будущее большого ученого, но… Спорт я бросать не хотел, а совмещать его с учебой в таком тяжелом вузе было трудно. И я перешел к моему тренеру, Вадиму Константиновичу Дармо. Он тренировал десятиборцев Москвы и преподавал в МГУ. Мне хотелось заниматься экономикой, а на экономическом факультете не было места, поэтому пришлось полтора года проучиться на химическом факультете. Но в конце концов я все-таки занялся зарубежной экономикой и на четвертом курсе поехал в Болгарию на Универсиаду.
БОЛГАРИЯ
Незадолго до Универсиады я стал чемпионом Москвы по десятиборью, выполнил норму мастера спорта. На Универсиаде вошел в тройку. И там же, в Болгарии, мне неожиданно предложили сниматься в телевизионном многосерийном фильме «Законы прерии». Я играл сына вождя племени Куинги. Правда, белокурый индеец — это было бы несколько смешно, поэтому мне выдали парик с черными длинными волосами. Говорят, я сыграл неплохо. Тогда же женился на болгарке, но… Съемки закончились, и любовь тоже…
ЦВЕТ АУРЫ
Когда я жил в Болгарии, судьба свела меня с Вангой. Она мне и рассказала о том, что меня ждет впереди. И настолько ужасно было все это слушать, что я до конца не смог — у меня просто волосы шевелились от ужаса! А через некоторое время я на одной встрече в посольстве увидел невысокого сухонького человека. Звали его Сингх. И когда мы протянули друг другу руки и застыли, он сказал, что у меня очень сильная аура, и спросил, знаю ли я, что это такое. Я, будучи авантюристом, сказал, что знаю. Он предложил поучиться у него, и я согласился. Я учился у него пять месяцев и двадцать три дня и считаю, что просто вытащил счастливый билет. Это человек, который около двухсот болезней лечит руками! Я, конечно, столько не лечу, но различаю цвета ауры человека, могу как-то воздействовать и определять, где боль. Поэтому мне трудно находиться в большой толпе людей — ощущать боль, пропускать ее через себя. Я умею экранировать себя и своих близких. И вообще, аура человека подсказывает, стоит ли с ним общаться. Бывает, видишь человека — и душа не лежит к нему. Все говорят, что он такой хороший, а тебя что-то останавливает. Это твоя аура кричит: «Ну, не «твой» это человек, не надо с ним общаться!» Главное, уметь ее слушать.
СНОВА МОСКВА
Я вернулся в Москву и поступил во ВГИК. Надо сказать, что в Болгарии я прожил два года и учился параллельно со съемками в Высшем экономическом институте им. К.Маркса в Софии. Мне оставалось буквально шесть дней до защиты, но визу не продлили. Поэтому продолжил обучение в Москве. Всеми правдами и неправдами мне удалось попасть во ВГИК, заручившись ходатайством Григория Васильевича Александрова и Олега Николаевича Ефремова.
Зачислили меня на экономический факультет — и снова на первый курс! Но я за полгода сдал огромное количество экзаменов и зачетов, догнал пятикурсников и защитился вместе с ними. Вообще-то экономика в кино меня не прельщала, поэтому я сначала проработал полкартины ассистентом, несколько картин — и.о. второго режиссера, пока — опять же с помощью добрых людей — мне не удалось попасть на режиссерский факультет. Я учился на одном курсе с Сашей Панкратовым-Черным, с Володей Грамматиковым… Во ВГИКЕ у меня была большая работа по комбинированным съемкам, и, наверное, поэтому Александр Митта пригласил меня режиссером комбинированных съемок в фильм «Экипаж».
КИНО
Это был грандиозный фильм, нашумевший не только в нашей стране. А я был первым в истории советского кино режиссером комбинированных съемок. Чтобы утвердить такую должность, пришлось побывать в трех министерствах. Но когда встал вопрос о титрах, Митта, понимая, что в этом фильме огромная доля успеха падает именно на комбинированные съемки, сказал, что в титрах это написать невозможно. И я поверил! Это потом, когда я сам стал режиссером, я понял, что это неправда…
Затем я сделал на телевидении фильм о композиторе Андрее Петрове «Нужна хорошая мелодия», который даже получил какую-то премию на Западе. Правда, эту премию я так в глаза и не увидел… К тому времени пришло известие о гибели моих друзей в Афганистане, и в память о них я решил что-то написать.
КНИГИ
Это было не спонтанное решение. Дело в том, что писать я пытался еще в девятом классе. Начал тогда огромный роман. Как ни странно, этот роман (в виде повести «Жизнь продолжается») все-таки вышел в сборнике «Кровь за кровь». Я думал, что это вообще бред юношеского максимализма, а мне сказали, что это интересно, и только кое-что попросили подчистить. И когда я снова перечитал эту вещь, то вдруг поймал себя на мысли, что сейчас так бы все и написал!..
АФГАНИСТАН
Когда я начал работать над книгой, то вдруг понял, что мне не хватает материала. Тогда я, подняв все мыслимые и немыслимые связи, под чужой фамилией отправился в Афганистан на полгода в качестве журналиста. Но судьба поставила мне ножку — на двадцать третий день меня подстрелили. Хотя мне этих трех недель хватило по самую верхушку. До сих пор я это вспоминаю с содроганием. Интересно, что спасли меня те же, кто потом посадил. Случилось так, что наш вертолет был подбит, погибли пилот, радист, инженер (он же стрелок), я был ранен, а у полковника КГБ — ни одной царапины. И когда за ним прилетели, он и говорит: «Посмотрите, он, кажется, еще жив». И я сквозь забытье все-таки услышал эти слова. Если бы не это, они бы улетели, а я остался бы там, и никто не узнал бы, куда делся Доценко. И даже там бы не узнали, кого хоронят: никто не знал, что я туда отправился — это было условием тех людей, которые мне помогли.
АРЕСТ
И вот я пришел в себя и продолжил писать свою историю. Что интересно, главным консультантом по этой книге у меня был заместитель министра МВД СССР Петр Александрович Олейников. Ему очень нравился мой роман, и он отдал рукопись на спецрецензирование. А через несколько дней меня вызвали и стали покупать, как проститутку. Смысл был в том, что я очень талантливый, я очень здорово пишу, давайте издадим мой труд для служебного пользования, а я буду писать дальше — о чем угодно, только не об этом. Я, сделав глуповатый вид, сказал, что подумаю, что мне надо посоветоваться с моим главным консультантом. Передо мной сразу извинились и сказали: «Ну, смотрите сами». На следующий день меня забрали. Прокурор запросил для меня срок в пять лет, а мне дали шесть. Дальше — зона. Надо сказать, что в первой книге «Срок для Бешеного» я предугадал свою судьбу — работал на тех же работах, на которых работал мой герой Савелий Говорков. Отсидел пять лет, меня реабилитировали на год и шесть дней раньше благодаря вмешательству моего литературного наставника писателя Бориса Васильева.
«РОЖДЕНИЕ» БЕШЕНОГО
Я вернулся в 1988-м и добавил собственные впечатления к рукописи. Так и появился «Срок для Бешеного». Но я все равно очень долго не мог этот роман издать. Многие издательства даже давали мне аванс, а потом на каком-то этапе ситуация менялась. Так все не получалось и не получалось, пока мой приятель Оскар Никич не предложил мне сделать сценарий. И я написал сценарий «По прозвищу «Зверь», в основу которого лег «Срок для Бешеного». Лента по посещаемости стала фильмом года. И вот в это время я встретился с молодым издательством «ВАГРИУС», которое только начинало свою деятельность. Дал им прочитать свою рукопись, и меня тут же неожиданно начали называть классиком! Поняв, что это очень честные и добропорядочные люди, я предоставил им эксклюзивные права на все мои произведения. Я никак не думал, что после выхода первой книги будет такой серьезный ажиотаж вокруг этого и читатели будут просить продолжение. Так появился сценарий «Тридцатого уничтожить», который я сам же и снимал. После этого вышел и одноименный роман. И опять стали просить продолжение. Так возникли «Возвращение Бешеного», «Команда Бешеного», «Месть Бешеного»… До сих пор мой герой меня от себя не отпускает.
Виктория ПАПКОВА
«…Ни за какие филки*»
Исповедь бывшего вора
Я знаю его уже год. Когда мы познакомились, мне бросилась в глаза татуировка на запястье его левой руки в виде пяти точек, как на игральной кости. Я долго не решалась узнать, что это означает. Но однажды спросила.
Он неторопливо закурил и сказал: «Один в четырех стенах. Только те, кто был там, знают это…»
«Не в деньгах счастье, а в их количестве», — с этой мысли все и началось. Сначала я думал об этом, а потом начал изыскивать способы раздобыть это «количество». Я решил прощупать своего знакомого Шурика — он в то время сидел «на винте», и его мозг находился в постоянном напряге, где надыбать денег на очередную дозу. Он обрадовался — мол, я как раз вовремя — ему нужен напарник. Суть предлагаемого дела была такова: на его «Хонде» мы подваливаем к ближайшей станции метро, я подхожу к палатке якобы что-то купить и вынуждаю продавца податься харей в окошечко. Когда продавец будет находиться на расстоянии вытянутой руки, я пускаю ему в лицо мощную струю ядреного паралитического газа. Тот практически моментально вырубается, в киоск влетает Шурик, берет кассу, что-нибудь из спиртного, и мы бесследно исчезаем…
Самое удивительное, что этот план удался. И раз. И другой. И третий. С «добычей» мы, как правило, зависали у знакомых воров Шурика. Все проходило абсолютно безнаказанно. И неизвестно, сколько бы времени мы так «зарабатывали», если бы…
Как-то из старших «друзей» Шурика сказал, что все, чем «мы страдали до этого» — бирюльки и пора бы нам заняться настоящим делом. Так я взял первую «хату»… Далее было еще три, пока не повязали Шурика. Я лег на дно и опять остался без «работы». Но, как говорится, «жадность фраера погубит» — захотелось срубить денег по-крупному, и мы решились на ограбление инкассатора. Все, казалось, было продумано до мелочей.
Мы знали, что инкассатор в 15.30 подъезжает к банку и, как бы он ни изменял маршрут, в 15.25 он будет выезжать с магистрали в сквер, чтобы зайти (как всегда) к своей знакомой в цветочный магазин. Его напарник в это время обычно оставался в машине. Но иногда он вылезал покурить. Там-то его и решили брать… На место мы выдвинулись в 14.55. Я, на машине, оставался в арке близлежащего дома — моя задача состояла в том, чтобы увести преследование за собой. Машины, на которых мы выехали, были как близнецы — две совершенно идентичые «Ауди» с одинаковыми номерами. Четверо моих людей поджидали свою добычу напротив цветочного магазина, на другой стороне сквера. Водила первой «Ауди» оставался в машине и по ходу дела должен был всех собирать. И вот «броневик» с деньгами тормозит у магазина. Один инкассатор летит к прилавку. Другой вылезает поразмяться. И тут понеслось. Номер первый блокировал дверь в цветочный магазин, а второй и третий занимались напарником инкассатора. Все прошло как по нотам. Не успел я прийти в себя, как наша машина рванула в гараж — «отстойник». Теперь я должен был увести патрульную машину, запутать следы и, оторвавшись, своим ходом вернуться к ребятам.
Поймали меня на выезде на Окружную дорогу и здорово обломались — в машине не было ни троих грабителей, ни денег. В ходе следствия я косил под дурика, прогоняя одну и ту же версию, мол, шел в музыкальный магазин дворами, вижу — открытая тачка, решил пошарить, а тут такое дело: влетает во двор милиция, я и струхнул — дал по газам, думал, оторвусь…
Два месяца меня мурыжили в следственном изоляторе. Одиночка. Мерзкая, серая комнатенка два на три с высоким потолком, из мебели — две двухъярусные койки. В довершение картины, как водится, слепое окошко с решеткой в палец толщиной. И два месяца ничего, кроме этих серых стен да физиономии охранника, просовывающего в окошечко двери баланду (несоленую перловку с рагу для собак) в алюминиевой миске. Вначале я пытался бороться. Но даже солнце брезговало заглянуть ко мне в камеру. Читать было нельзя, и единственным источником информации оставались собственные мысли, тоскливые и однообразные — как было классно на воле! А еще в шестнадцать лет думается о том, что «недолюбил, недострадал…». И допросы, допросы, допросы. Чуть ли не каждый день.
Потом суд как малолетке «припаял» мне три года «за угон личного автотранспорта». А далее — по этапу на Урал. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — подумал я, переступая черту зоны. — Это тебе не одиночка…» Действительно, одиночка — это если не санаторий, то по крайней мере нормальная районная больница по сравнению с зоной. «Колючка» над серым облупленным забором, видавшим, кажется, самого Мамая, охранник на вышке с автоматом в обнимку. В глазах трех попавшихся по пути парней-заключенных колкий и злой интерес. Провожают волчьими взглядами, даже мороз по спине. А я-то думал, что повидал…
И вот камера. Открывают передо мной дверь, под ногами — белоснежное полотенце. Что делать? Поднимать «в падлу», перешагнуть — тоже как-то не так. Вытираю об него ноги, говорю всем «здрасьте», после чего меня бьют — жестоко и больно, а когда я, харкая кровью, поднимаюсь, впаривают «причесывания по понятиям». Тут я понял — лучше молчать — за тормоза сойдешь, а то вдруг ляпнешь чего…
Вспомнил, как на гражданке сосед мой, вор (у него уже тогда три «ходки» было), говорил: «Никогда не признавай своей неправоты. Пусть не прав — все равно доказывай, мол, ясно, что есть общепринятые понятия, но у меня на каждое — свое мнение есть». Так я и поступил: уперся как баран на своем, хотя говорил медленно, продумывая каждое слово.
Мне еще повезло. Долго за мной наблюдал старшой из одной «семьи» (так называется кучка зеков со своим укладом), вор. Упрямство и какое-то мужество изменило мое подвешенное состояние в зоне. Из разговоров он понял, что я собой представляю. Так я влился в «семью». Да еще он оказался моим земляком… Короче, мне удалось не сломаться.
Постепенно я притерся. Привыкнуть и расслабиться было невозможно. Приходилось постоянно отстаивать себя.
Наверное, я не задумался бы над происходящим, если бы не мать. Она приезжала на свидания. Разделяла нас по-киношному банальная перегородка из оргстекла и — по телефонной трубке с двух сторон. Я не помню, что ей говорил. Не помню, что она говорила. Помню только, что плакала она беззвучно и повторяла: «Как ты мог? Как ты мог?!» А действительно, как? Как я посмел вот так жестоко с ней? Тогда я, конечно, не задумывался о последствиях. Матери же всегда с «приварка» что-то приносил. А она думала, что я работаю… Думал, после такой лжи мы не сможем жить как раньше. Мама… Только там понимаешь, что это такое, когда у тебя есть МАМА. Как это объяснить? Один из тех, троих, с волчьим взглядом, из семьи алкоголиков. За два года его пребывания здесь, по словам старшого, к нему никто ни разу не приходил. Мы же с матерью всегда жили дружно.
На зоне, я заметил, становишься сентиментальным. Даже нет, я бы сказал, больше начинаешь думать о простых человеческих вещах. И когда вспоминаешь волю, в памяти почему-то всплывают не «славные дела», а Новый год с мамой, соседка Ленка, с которой даже не здоровался, что-то такое, незначительное. Но после этих «незначительных» картин на душе становится тошно. И остается единственное желание — домой, к матери, к горячей картошке. Глупо, но там больше ничего не хочется. Может, только любви…
Пробыл я на зоне недолго — полгода. На мое счастье, тетка одного из моих «братков» работала в прокуратуре, и меня отмазали.
Теперь все позади. Я на свободке. Жизнь входит в нормальную колею. Правда, московской прописки меня лишили. Ну, да черт с ней! Не все ли равно, где жить — у Кремля или в Урюпинске? После колонии, вышек, сокамерников, холодной недосоленной еды мне кажется раем даже шалаш. На криминал, сказать по правде, больше не тянет ни за какие филки. Свобода — бесценна. Тот, кто был один в четырех стенах, знает это».
Елена ВОРОНОВА
* Филки — деньги (уголовный жаргон).
Классная из ЮАР
или Любовь по-японски в Австрии
Раньше я никогда не задумывалась над тем, как живут и учатся мои сверстники в других странах. И вот сюрприз: меня отправляют в Вену, в Дунайскую международную школу, на целый учебный год!
Отрываться от дома и друзей было тяжело. Но я с детства люблю приключения. Поэтому без слез и нытья я покинула Москву и родителей.
И все же оказалось, что жить вдали от родного дома ой как несладко. От тоски в первые дни я завела дневник. Потом привыкла — и к школе, и к общежитию. Но дневник не бросила…
ШКОЛА КАК ОНА ЕСТЬ
Вот уже две недели, как я хожу в новую школу. Занятия начались 24 августа, а закончатся в конце июня. Но, заглянув в годовое расписание, я обалдела: каникулы чуть ли не каждый месяц. По неделе, а то и больше. Так жить можно!
Ну, а теперь главное наблюдение: в нашей, российской, школе программа круче, а учиться гораздо сложнее! Если, конечно, подходить к процессу с головой. Хотя, не знаю, может, они наверстывают в двух последних классах (там 12-летнее обучение), где занятия идут по техническому и гуманитарному направлениям. Кстати, по результатам выпускных экзаменов можно сразу стать студентом вуза! Не надо лишний раз нервы мотать.
Парни и девчонки здесь учатся из разных стран, но большинство, конечно, австрийцы. Учителя тоже отовсюду: наша классная, например, из ЮАР, английский ведет англичанин, биологию — австралиец…
Преподавание ведется на английском, второй язык — немецкий, есть еще и французский.
При 7-балльной системе оценок понятно, что практически невозможно получить двойку, а тем более единицу. А вот семерка — это класс! С этим даже поздравляют. Но вот что интересно: преподаватели в спорном случае всегда повышают, а не понижают отметку. Считается, что это стимулирует.
Да, еще об учителях. На первый взгляд они кажутся какими-то несерьезными. Все время улыбаются, шутят и охотно смеются над шутками ребят, даже дурацкими. Никто и никогда на учеников не кричит, какой бы ни была провинность. А наш завуч по фамилии Медовый (в переводе на русский) вообще, по-моему, родился с улыбкой…
Оказывается, здесь существует своя система наказаний. Опоздавшие на занятия сами себя записывают в журнал, который всегда лежит в офисе. Схитрить невозможно, так как перед уроками учителя всех отмечают. Три опоздания грозят разборками с директором. Или так — провинившегося на час оставляют после уроков в классе без книг и тетрадей. Просто, мол, посиди и подумай, хорошо ли ты поступил. Вроде чепуха, но «оставленцы» говорят, что это жутко противно — сидеть и ничего не делать. Это наказание называется «detention».
Перемены во всех школах одинаковы. Младшие носятся под ногами, бывает, дерутся. Старшие тусуются. Говорят, что некоторые втихаря покуривают травку. Кошмар! Впрочем, это лишь предположение некоторых девчонок. Может, и наветы.
Никогда бы не подумала, что и здесь может быть воровство. Одна девочка из Китая оставила рюкзак в коридоре, и из него кто-то украл деньги. В школе было объявлено ЧП, но вора так и не нашли.
Кстати, о пользе локеров (это такие личные шкафчики с кодовыми замками). В них умещаются все личные вещи — от одежды до учебников. Когда все твои ценности в надежном месте, вовсе не нужно мотаться по школе с тяжеленным рюкзаком. Там же можно оставить все ненужное к следующему дню.
Я просто балдею от внешнего вида некоторых парней. Серан из нашего класса ходит, как у нас в Москве бомжи: в рванье, стоптанных сапогах. Словом, косит под нищего. И никто из учителей (никто!) не обращает на это внимание и не делает замечание. Да он и не один такой. Многие оригинальничают, как могут. Представляю, что бы сказала Тамара Ивановна — директор моей московской школы. Я даже вижу ее лицо: «Что это тако-о-ое?!»
Зато попробуй тут в классе или в коридоре съесть на перемене бутерброд. Такое начнется! Это совершенно официально делать запрещено. Можно только в столовой.
Умора! Сегодня Пауль получил по биологии семерку за доклад о вреде курения. Биологичка хвалила его что есть сил. Знала бы она, что он дымит как паровоз!
Немного опоздав к началу учебного года, у нас появилась новенькая — Ярка. И вскоре наших парней словно подменили.
Ярка приехала из Чехии, поступила в десятый класс. Там же, в десятом, училась и моя соседка по общежитию Надя (из Иркутска). Надя и рассказала мне, что чешка за несколько дней охмурила всех парней в классе, чем вызвала явное неудовольствие девчонок.
— Не могу понять, — сетовала Надюха, — и что в ней такого?
На перемене, которая длилась целый час, оба наших класса пошли в парк. И я приглядывалась к Ярке. Внешне симпатичная, но не красавица, живая, улыбчивая, она что-то оживленно рассказывала парням, которые около нее так и вились. Потом подошла к девчонкам и уже не обращала на парней никакого внимания.
Девчонки из моего класса в это время обсуждали Ярку. Но никто не мог сказать про нее ничего плохого, кроме того, то она строит глазки и кокетничает с парнями. Поговаривали, что многие из них (имелся в виду и наш, девятый) уже предложили Ярке стать ее бой-фрэндом.
А еще дня через два после занятий Ярка подошла ко мне и, улыбаясь, спросила на хорошем русском языке:
— Привет! Тебя ведь зовут Мария? А я — Ярка. Это правда, что ты из Москвы? Я ведь жила там целых два года.
Мы вышли из школы вместе. Ярка рассказала, что ее отец трудится в одной из организаций ООН, поэтому они с мамой живут там, где работает он. Это очень трудно — постоянно привыкать к новому месту, к новой школе, но она уже приноровилась. Оказалось, что она училась и во Франции, и в Америке, и в Москве, и еще где-то. А дома в Праге бывает редко, когда у папы отпуск.
Мы долго гуляли, вспоминали Москву. С ней было очень легко, расходиться не хотелось. Так мы подружились.
А вскоре и Надежда сказала мне:
— Знаешь, а Ярка очень даже ничего девчонка. Невредная, необидчивая и очень заводная. Она же не виновата, что парни в нее влюбляются.
Хорошо, что и Надя поняла, что обаяние сильнее, чем красота. Это великая сила.
А нашей дружбе с Паулем Ярка вовсе даже не помешала…
Приближается Рождество. Все готовятся к празднику и торопятся, так как на каникулы полшколы разъежается по домам.
Решили снять два видеофильма. Один — пародию на школьную жизнь, другой — на мыльную оперу, что показывали по телевидению.
Я попала в группу мыльной оперы. Сюжет телеверсии был прост: девушка приводит домой своего парня, а тот влюбляется в ее сестру. Сестры долго и нудно выясняют отношения.
Настоящая мыльная опера продолжалась, поэтому концовки мы не знали. Надо было придумывать свою. Решили так: сестры объединяются и бросают парня. Женская солидарность и все такое.
Но как-то это было скучно. И я предложила: пусть сестры, прежде чем объединиться, немного подерутся. Парни восприняли мое предложение на «ура». Да и девчонкам понравилось.
Сцену мордобития решили снять в кафе. Пришли в одно заведение недалеко от школы, спросили разрешения снять там такую сцену и стали репетировать. Сначала, конечно, разработали сценарий, попивая кофе и поедая мороженое. Нас было человек шесть. Сестер играли мы с Лией. Она отличная девчонка, мы с ней подружки. А актрисы плохие.
Сначала у нас ничего не получалось. Но потом все же мы подрались на славу под хохот наших товарищей.
Позднее выяснилось, что в момент съемки мимо окон кафе проходила наша учительница и увидела, как мы с Лией друг друга дубасим. Она ворвалась в кафе и бросилась нас разнимать. Все это тоже запечатлела камера. Получилось очень смешно. И очень естественно.
Именно из-за этого кадра наша мыльная опера «взяла» первый приз.
Очаровательная японка Фуми буквально на глазах «сохнет» по австрийцу Энди (вылитый наш певец Володя Пресняков в молодости), причем посвящая в свои страдания весь коллектив. Все переживают и сочувствуют Фуми. А я, наоборот, страшно удивилась: как же можно так бегать за парнем и даже этого не скрывать? К тому же любовь-то явно безответная…
Девчонки рассказали мне, что год назад у них все было наоборот: Энди сходил с ума по Фуми, она же его не замечала. Он страдал, страдал, да и охладел.
А в ней как раз чувство проснулось, да поздно. Фуми попыталась вернуть утраченные позиции и окружила Энди трогательной заботой: носила ему конфеты, вздыхала, не сводила глаз, ждала после уроков. Но все напрасно. Тогда она решила сделать ему на день рождения потрясающий подарок и стала советоваться с девчонками, что же именно подарить. Мнения разделились, но в результате сошлись на хороших джинсах.
Я была против и Фуми отговаривала. Но она почему-то решила, что уж против джинсов Энди не устоит. И слушать меня не хотела.
Я думала: неужели подарит?
И вот наступил день его рождения. Он принес угощение (ели в столовой!) и тайком поглядывал на Фуми: про ее планы он, конечно же, знал. Весь коллектив напряженно ожидал момента вручения… И что же вы думали? Фуми не только ничего не подарила, но даже не посмотрела в его сторону!
По-моему, в этот день ветер отношений снова переменился.
Вот и кончился мой школьный год в Австрии. О продолжении японо-австралийского романа, как и о других школьных новостях, я теперь узнаю из писем моих новых друзей. По последним данным, Энди по-прежнему держит оборону…
Мария АФАНАСЬЕВА
Рязанский мальчик Василий П. в 1877 году открыл школу и стал ее директором. Василию в тот момент исполнилось восемь лет. Грамотой он овладел в шесть лет, научившись читать, писать и считать у своего отца — рязанского крестьянина.
В Школе грамотности учились крестьянские дети из окрестных деревень. Плата была вполне умеренная: рубль за занятия с октября до Пасхи. К 1892 году, к своему 23-летию, Василий обучил 87 человек. В 1893 году в его школу пришли учиться 34 мальчика и 5 девочек.
Н.А. Рубакин. «Этюды о русской читающей публике», 1895 (Электронная энциклопедия «Диво»)
Байкеры против рокеров
Как это начиналось
Сразу уточню: мне не пришлось ходить по архивам, листать подшивки старых газет и журналов, где тогдашним, начала 80-х годов, рокерам назойливо делали ненужную рекламу. Просто я проживал тогда в одном подъезде с лидером московских рокеров — Майклом (Мишей) Ло, негром, родившимся в Москве.
Именно он организовывал у нашего дома ночные сборища мотоциклистов, быстро подхвативших кликуху «рокеры». Правда, сами они всегда оговаривали, что рокеры с эстрады — это дрянь и мерзость, а вот они — именно то, что надо: мужественные, искренние, отчаянные.
Ах, рокеры, рокеры, где же вы теперь?! Где те ребята, что неслись по ночному городу, тесня друг друга и полностью заняв встречную полосу движения?
Лидер Миша с группой в 30 — 40 собратьев, примчавшись утром домой, на улицу Нежданова, обычно восторженно вопил:
— А как этот улетел в сторону, а? А помнишь, как тот придурок свалился? Ха? Ха-ха!!
Потом из рассказов ребят я узнавал: неслись на бешеной скорости в сторону Домодедова, а навстречу ехал ничего не подозревавший таксист. Ну куда бедному деваться перед строем мотоциклов — съехал вместе со своей задрипанной «Волгой» в ближайший овраг. Лучше уж туда, чем в морг.
«Шутили» и над инспекторами ГАИ. Один из них решил в одиночку взять сорок рокеров. Ребята и сыграли с ним спектакль.
«Бедный мусорок за нами летит, думает, героем дня станет. Не тут-то было: мы сиганули на набережную и по тормозам. Все разом. Останавливается и патрульная машина. Офицерик бежит, кричит, размахивает дубинкой и грозит всеми карами небесными. А нам по барабану — перед выездом махнули чуть не по пол-литра каждый. Один из наших подходит к стене дома и щекой резко проводит по стене. Кровища течет, а он смеется:
— Щас вот пойду к прокурору, и ты в двадцать четыре часа из ментовки вылетишь за избиение несовершеннолетнего!
Через две минуты мент нас просил, чтобы мы ничего не делали, а то, мол, семью без жратвы оставим!»
И так далее. Дело даже не в этом, а в том, что иной раз пресса, ухватившись за какой-то один случай, вертит и крутит им так часто и много, что у героя статей вдруг начинает кружиться голова от всеобщего внимания. Вот Мишу Ло и его братию тянут на ТВ, вдруг приезжает некий юнец, представляющий в Москве голландское радиовещание. Как вы думаете, что сообщает интервьюируемый Ло? Оказывается, его притесняет милиция вовсе не за мотохулиганство, а за цвет кожи!
Лидер есть лидер — приходится нести ответственность. В подмосковном спецприемнике ГУВД Москвы, где привыкли к тишине и покою, Мишу «заперли» на 15 суток. За хулиганство. И вот тут началось. Те самые сорок рокеров, что носились прежде в Лужники на «стрелку», примчались теперь сюда, собираясь разнести «тюрьму». Начальник спецприемника, человек спокойный и выдержанный, дрогнул: как ему выдержать осаду, если его заведение охраняет только шесть человек, включая его самого? И отправился майор милиции к лидеру: спасай положение!
Майкл почувствовал ответственность за порученное дело, вышел на улицу и заявил:
— Все в порядке, ребята, меня здесь тухлятиной не кормят.
И когда компания, развернув тяжелые мотоциклы, унеслась в столицу, небрежно сказал начальнику спецприемника:
— Я там видел у вас на столе журнал с моим интервью. Почитайте, нелишне будет…
Как это продолжалось
В умах и сердцах «стариков 80-х» все еще прочно сидит слово «рокер». Но уже народилось новое поколение, и вчерашние младенцы прочно заняли свое место в жизни. О рокерах они не помнят, зато знают, что такое «байкер».
Новички-байкеры, между прочим, особой оригинальностью не отличаются. Вот стоит новенький «харлей», изрисованный костями и отдельными частями скелета. Ужас и страх! Только я уже видел это, когда Майкл и компания, украсив свои бренные тела гирляндой из костяшек-черепов, неслись в неведомую ночную жуть.
Новички подхватили и другую традицию — усиленно налегают на пиво. А какая разница между прежними и нынешними «мотопарнями»?
Решил спросить это у одного из лидеров байкеров — Леши С. и его компании. Очень я их уговаривал разрешить мне в публикации назвать настоящие фамилии — отказались. Да что же за секретность такая, вопрошаю, а в ответ:
— Мы тебе чего скажем, а потом нас менты повяжут.
Ишь ты, думаю, значит, наверняка, как чертов разбойник Майкл, носятся в ночи. Но ребята мне мозги от старой блажи прочистили.
— Поймите, мы глупостями не занимаемся и водку за рулем не пьем. О рокерах слышали кое-что, но так, бред всякий. И движение у них было, ну… хулиганское, что ли. У нас все наоборот.
— Наоборот? Вы что — записались в юные помощники ГАИ?
Байкеры смеются, предлагают снять шоры с глаз и иначе, совершенно иначе, взглянуть на них.
— Поймите, — у Леши даже вызывает гнев, что я уравниваю их движение с рокерами. — Это же балбесы были, а мы хотим пройти по жизни, неся идею нового стиля и смысла жизни.
— Не слишком ли высокую цель себе задали?
— Нет, потому что не стоит мелочиться. Слишком коротка она, жизнь наша.
Чем это кончится?
Почему эти парни уходят в ночь на мотоциклах? Да потому, что любовь к технике, к ветру странствий и непередаваемому восторгу несущегося по шоссе человека никогда не подменить уютом теплой квартиры. Это главное в них, байкерах. За руль мотоцикла садится тот, кто хочет испытать себя. Байкер — это не водитель легковушки, развалившийся в мягком кресле и дымящий сигаретой. Это парень, который не боится риска перед неизвестностью, хочет выработать в себе те качества, которые никогда не сформирует ни мамочка заботливая, ни школа с ее занудностью. Многие, кстати, вспоминая школу, плевались от души. И вовсе не потому, что дура-училка поставила когда-то «пару». Нет. Просто «в школе человек томится над маразматическими посылами вроде «Пушкин хотел сказать своим произведением то-то, а Лермонтов то-то…». Кем-то разжеванные бутерброды истин байкерам не нужны, они хотят найти нечто свое, проверенное жизнью.
— Нам противно и скучно, — говорил Андрей Л., — бултыхаться в каких-то догмах. Нам нужны дороги. Ведь никто не ругает альпиниста за то, что он идет в горы. Нам нужна скорость, ветер, уверенность в себе.
Милицию, особенно ГАИ, парни недолюбливают, равно как и Майклову компанию начала 80-х:
— Мы не хулиганим на дорогах, да и пьяные не носимся. Мы хотим ездить иначе. Скорость нам приходится сбрасывать уже потому, что сегодня все улицы забиты автомашинами. Дороги выбираем не московские, а областные, разгоняемся так, чтобы встречным не мешать. Скорость — это единственное, против чего может высказаться ГАИ.
Впрочем, милиция сегодня к парням на мотоциклах стала терпеливее. Некоторые инспектора, кстати, в свое время сами были рокерами, но тайными, не приобщались к движению, а лишь мечтали об этом. Может, потому и ребят нынешних воспринимают нормально, не так, как бывшие «старики», ушедшие из ГАИ на пенсию, с их прямолинейным мышлением и ревностным исполнением приказов свыше.
— Самовыражения нам не надо, — горячится Женя Д. — Мы не просто участники движения к новому стилю жизни. Нам важно и другое — чтобы люди обращали внимание на наши проблемы. Сами знаете — сегодня в Москве половина технических и спортивных клубов закрыта, а то, что раньше держалось на энтузиазме, просто свернуто…
Да, к сожалению, знаю. Могу даже дополнить — с 1990 года по России число технических секций сократилось на 15 тысяч, туристических — на 7 тысяч. А ведь в них занимались более полумиллиона парней и девушек. А бывшее ДОСААФ ныне берет обучать езде только за деньги.
— Секции ДОСААФ — для нас это прошлое. В чем-то даже сказка.
Действительно, сказка, если главная причина отказа ребят называть фамилии кроется в том, что приходится им на своих производствах подворовывать детали, которые можно подогнать к мотоциклу. Покупать запчасти — дорого, равно как и пообедать нормально. Да, с ГАИ отношения внешне нормальные. Но когда у парня, имеющего всего лишь пять тысяч на бутерброд, инспектор походя, просто так, отнимает их, как свои собственные, кладет в карман, приобщая к «лимону» с двумястами зарплаты, в сердце байкера закипает злость.
Байкерство — не просто любовь к мотоциклу. Парни искренне хотят и возрождения секций, и порядка на дороге, и честных инспекторов ГАИ. Потому что хотят жить в этой стране, а не пребывать в ней.
Пока же они играют в заклепки, напульсники, Кощеев Бессмертных, украсивших их тяжелые машины. Но есть в байкерах и другое — они самостоятельно мастерят новые модели, из кусков старых разбитых «Яв» и «М-72» собирают нечто новое, неожиданное. Они толкутся на свалках и помойках, выискивая среди технических отбросов то, что можно подточить, подпилить и использовать в машине о двух колесах. Все это не только для того, чтобы с ревом взвился «харлей» и полетел на бешеной скорости по ночному шоссе. Кроме всего прочего — это еще и проверка себя на надежность, на крепость в этой жизни.
Сергей КОРКИН
Хитч-хайкинг по-русски
Путевые записки автостопщика
«Оказались мы с МАЗом в кювете — время предрассветное, обочины после дождя скользкие. И все бы ничего, да был это бензовоз. Никогда прежде не видел столь зловещих бликов желтой мигалки…»
«Ехал я как-то на «мерсе» по МКАДу. Вдруг водила посередь дороги останавливается, окошко опускает. Сзади машины гудят. А он узнал в соседнем «мерсе» землячка — решил поговорить…»
«Помнится, добирался я из Пскова в Новгород. Останавливается КамАЗ. Водила: «Повезу, — говорит, — если путь покажешь…»
«Занесло меня под Питер в три часа ночи. Мороз двадцать градусов. Машин, естественно, нет. Подхожу к гаишникам — пустите, дескать, на пост погреться. Посидели, чаю попили, поговорили…»
Все это — из рассказов любителей автостопа. Таких людей становится все больше, ведь вольные путешествия по трассам входят в моду. И отношение к ним меняется тоже…
— Так ты халявщик? — вопрошал меня «драйвер» самосвала, когда я в очередной раз возвращался домой.
Ну как объяснить, что часы, проведенные на обочине под дождем, тоже входят в эту «халяву». И что отгонять от водителя сон веселым разговором, когда у самого глаза слипаются — занятие не из приятных.
Встречал я людей, которые не верили в автостоп.
— Сейчас люди в городе боятся пассажиров подсаживать. а ты на трассе хочешь кого-то остановить.
И тем не менее, в последнее время я уже накатал двенадцать с половиной тысяч верст со средней скоростью — тысяча в сутки. И сменил в пути не одну сотню машин. Более того — знаком с людьми, которые проехали гораздо больше…
В дороге случается всякое.
— Далеко едешь? — спросил меня однажды водитель МАЗа, притормозивший у поста ГАИ.
— В Петрозаводск.
— Ну залезай.
Отъехали. Новая Ладога осталась позади.
— А в Петрозаводске что?
— Каникулы — путешествую.
Повисла странная пауза. Водитель косо посмотрел и не удержался:
— Кому лапшу на уши вешаешь? Зима на дворе. От армии или от зоны бегаешь?
Трудно объяснить, что можно и зимой ехать за тридевять земель, получая радость от путешествия. В конце пути мы сошлись на том, что я, судя по всему, романтик (для этого даже паспорт пришлось показать).
«Новым русским» я частенько говорю, что катаюсь ради денег — ведь получаю же гонорары за путевые заметки. Они кивают: мол, понятно, нет вопросов…
Главная база российского автостопа по-прежнему находится в Питере. И руководит ею легендарный Алексей Воров. За его плечами более миллиона километров и настоящая кругосветка. Члены Петербургской лиги автостопа имеют особую отличительную форму: желтые комбинезоны, которые издали видны даже на ночной трассе. Здесь постоянно практикуются учебные гонки. Так что путешественники всегда в прекрасной форме. И никому еще не удавалось обогнать команду «старичков» во главе с президентом лиги Воровым.
Сейчас лига готовит вторую кругосветку. Кстати, относятся здеcь к автостопу как к виду спорта.
Но азы премудрости можно получить и в Москве. Например, в Академии вольных путешествий. Для этой организации начинается только второй сезон, но определенные достижения уже имеются. В академии всегда ответят на глупые вопросы типа: «Как объяснить водителю, что едешь бесплатно?» или «О чем говорить с ним в дороге?». Впрочем, дабы проверить новичка, сразу предложат «лабораторную работу»: проехать кольцевую автодорогу. Всего 109 километров. Совсем немного, но на одной машине, понятно, их не одолеть. Если что-то не клеится, садишься в автобус и — домой.
Руководит академией Антон Кротов — автор книги «Практика вольных путешествий» (два издания общим тиражом более 10 тысяч экземпляров).
Есть в Москве и Школа автостопа. Здесь лидер Валерий Шанин — его-то книгу помните? Прославилась школа как организатор шумных мероприятий (чемпионаты Москвы, России, теперь уже — Европы). С прочими рекордами дело обстоит сложней, впрочем, у каждого свои задачи…
…Серая полоса асфальта. Утренний холодок, на пыльной траве роса. Опять начало путешествия. Позади суета, жизнь по часам, ожидания, сборы. Впереди — сотни, а то и тысячи километров пути. За спиной компактный рюкзак — там лишь то, без чего трудно обойтись. На минуту становится грустно: я уже свободен от города, но еще не вошел в роль путешественника…
Часами стоишь на обочине. Лица за стеклами машин выглядят одинаково серыми…
После мороза, с заиндевевшим шарфом и шапкой, негнущимися пальцами открываешь дверь теплой кабины. Или после изнурительной жары окунаешься на очередной пересадке в море…
К трассе привыкнуть трудно. Но можно ее освоить и чувствовать себя там «своим».
Павел РОЖИН
Лучше, чем в «Ягуаре»
— Да! Да! Нет!.. Что, опять?! Ага, щас!..
Я вальяжно восседала в велюровом кресле, размешивала ложечкой сахар в чашке кофе и внимательно наблюдала за своим старым другом Женькой — главой сыскного агентства. Отогнув полу серого пиджака и сунув руку в карман белых брюк, старый друг покачивался с пятки на носок, не отрываясь глядел на мои туфли и отпускал короткие реплики в телефонную трубку. Сколько себя помню, это любимая Женькина поза, когда его угораздит втетериться в какую-нибудь историю.
— Да! Да! Пока! — Он повесил трубку и воззрился на меня. — Нет, ты все поняла?!
— Судя по твоей реакции, беседа была очень содержательной, — съязвила я.
— О-о, бесспорно! — Женя театрально тряхнул челкой и задел люстру. Она зазвенела. — Я не понимаю, где пропадает мой сын! Где?! Где?! Где?! Черт побери!.. Вот объясни мне, где в этом городе может шляться тринадцатилетний шкет? Объясни!
— В этом городе, — от удивления я даже перестала мешать сахар, — тинейджеры могут шляться где ни попадя. Они ж из каждого угла бросаются на тебя на своих роликах… А ты их ловишь, потому что разогнаться они разогнались, а остановиться уже не в состоянии. И знаешь, как далеко они могут таким образом уехать?.. Отказали тормоза, я лечу куда глядят глаза!
— Вот именно — куда глядят глаза… — задумчиво пробормотал Женька. — Я, кажется, начинаю догадываться — куда глядят Юркины глаза… Не заметил ли он…
— Что? — не выдержала я.
— Хвост, — сердито хмыкнул Женька.
— Чей? — не сразу поняла я.
— В последнее время, — стал объяснять Женя, — по этому телефону стали раздаваться нежелательные звонки… Ну, ты помнишь ведь ту историю с картиной… Одним словом, я вынужден был постоянно держать Юрика в поле зрения. Только не всегда у меня это получа…
Чашка звякнула в моих руках — подал голос телефон. Женька вздрогнул и, нервно поведя плечом, поднял трубку:
— Где? Он тебя видел? Да откуда, едрен корень, он может знать, кто ты такой?! — Мой приятель позеленел и опустил глаза. — Угу. Хоккей. До связи.
— Женечка, любовь моя, давай я тебе чай крепкий заварю, — взмолилась я. — Только успокойся, пожалуйста…
— Успокоиться, значит, — нехорошим голосом начал Женя. — Ты знаешь, это его излюбленный прием — выскакивать из вагона метро в последнюю секунду. Мои ребята уже во второй раз из-за него целуются с захлопнувшимися дверями! Я тоже себе шишку заработал. — Тут он снова взмахнул челкой, словно демонстрируя ту самую шишку, и снова задел люстру. Она зазвенела. — Да прекратится этот звон когда-нибудь или нет?!
— Так вам и надо, придуркам! — взбеленилась я. — Оставьте парня в покое! Та история, когда он вляпался, произошла тысячу лет назад, все во всем разобрались, Юрке ничего не грозит, а ты все еще играешь в казаки-разбойники! Что он тебе сделал?!
Женя рванул в соседнюю комнату, послышалось шуршание и ругань. Через минуту он вернулся обратно с кипой журналов в руках.
— Вот! — Он бросил их к моим ногам. — Смотри!
— «Рenthouse», «Рlayboy», «Newlook», «Страна игр»… Каких игр? — я издевалась в открытую.
— Компьютерных! — страдальчески возопил Женька.
— Ну и что? Ребенок просвещается. Кстати, журналы-то чьи? — поинтересовалась я.
— Да в том-то и дело, что не знаю! — заголосил мой несчастный друг. — Когда я начал наблюдать за каждым его шагом, выяснилось, что я совершенно ничего не знаю о его внедомашней жизни. Но это еще полбеды. Кошмар заключается в том, что я — сыщик, который распутал не одно дело, — не знаю, где мой сын, чем он, черт возьми, занимается, откуда у него, блин ушастый, все это! — Он кивнул на журналы. — Да! — спохватился вдруг он. — Догадайся с трех раз — где я нашел эти сокровища? На антресолях, куда сто лет не залезал, среди материных выкроек…
— Чего ради тебя туда понесло? — подняла я бровь.
— Отвертку искал. Потому что Юрка, придя из школы, контакты в трубке на кухонном телефоне разъединил. А на втором, — Женька помахал трубкой, — рычажок повернул — этот аппарат и раньше тихо звенел, а с повернутым рычагом — вообще молчит. Хотя я по нему могу позвонить куда угодно! Видишь, как бдительность усыпляет? Пока, думает, до меня дойдет, что дело в контактах, — пройдет время. По каким-то причинам Юрик не хотел, чтобы сегодня сюда кто-то прозвонился!.. Короче, если я не выясню, где он, что он и как он, я передам агентство в его руки!
— Бред какой-то, — процедила я. — Пойдем на улицу, на скамейке у подъезда посидим, воздухом подышим.
Мы вышли во двор, сели на лавку и стали дышать свежим воздухом. Уже темнело, вокруг носились дети и собаки. Женя поднял голову и стал смотреть на звезды. Сзади нас хлопнула дверь соседнего подъезда. Через пару минут Женька прищурился, поднял руку и открыл рот, собираясь что-то сказать… Еще через минуту он сказал:
— Крыша.
— Прости? — не поняла я.
— Чердак, — так же утверждающе выступил он.
— Поехал? — опять не поняла я.
— Нет. Мой на месте. Он через чердак ушел! Быстро домой! — Он схватил меня за руку и чуть не закинул в подъезд.
Мы взлетели на лифте на седьмой этаж и, открыв дверь, ворвались в квартиру. Женя огляделся.
— Я так и знал! — воскликнул он и указал на ковер у кресла, где мы оставили журналы. Теперь их там не было.
— Он не мог далеко уйти! — вдруг заорал Женька и схватил ключи от машины.
— Прямо как рецидивиста отпетого ловим, — сказала я уже в машине, потирая синяк на локте — следствие жесткой посадки. — Жень, оставь его в покое. Парень прикалывается!
— А если я начну прикалываться?! — Женя вел машину так, что все встречные тачанки с визгом разлетались в стороны.
— Ты еще сирену на крышу поставь! — защелкнула я ремень безопасности. — Кстати, куда мы гоним?
— Есть тут одно место… Я думаю, он там будет, — «мистер Холмс» посмотрел на часы, — через двадцать минут.
— Ну будет он там, дальше что? — вздохнула я.
— Вот я и выясню, будет он там или нет! — Женька завелся. — Если он понял, что мы нашли журналы, он не стал их перепрятывать, а взял с собой всю эту кипу. А если он взял эту кипу с собой, значит, он куда-то ее повез. А если он ее куда-то повез, то скорее всего в ту дыру, где он как-то вертелся!
— А дыра — это кролик, а кролик — это значит нас всех вкусно накормят… — очень некстати процитировала я.
— Угу, издевайся! — притих Женя. — Только если его там не окажется, значит, мне нужно брать отпуск. Бессрочный.
— Женька, зачем тебе все это надо? — пыталась образумить я его.
— Зачем?! Мне интересно!!! — нажал он на тормоза и, развернув машину так, что из-под задних колес вырвался дымок от сгоревшей резины, резко затормозил. — Вот это место! — Он повернул ключ зажигания и закурил.
Четверть часа мы просидели в тишине, Женька добивал уже третью сигарету. На улице стало совсем темно, заморосил дождь.
— Он пошел к друзьям, — нарушила я молчание. — Можем ехать?
Без слов великий сыщик бросил бычок на мокрый тротуар, и машина сорвалась с места.
— Куда теперь? — спросила я, и тут мое внимание привлекла выскользнувшая из-за дома фигура в синих джинсах, «индейском» свитере, на роликах и с рюкзаком через плечо. — Смотри, Юрка мчится!
Женька побелел и свернул за угол.
— Он был там… Но как он туда пробрался? Если вперед нас, то как он успел? Я ничего не понимаю!
— Нечего понимать! — увлеклась я. — Не потеряй его хоть сейчас!
— Пошли пешком!
Мы выскочили из машины и дернули за Юркой. Но уже через минуту поняли, что лучше бы нам было продолжать преследование на машине. Парень вырулил на мостовую, прицепился к троллейбусу и поехал через ремонтируемый мост с развороченной пешеходной дорожкой.
Когда мы бегом вернулись к машине, нырнули в нее и отправились вслед за троллейбусом, то стало ясно — Юрка опять исчез.
— Хотел бы я знать, кто из его друганов здесь живет? — размышлял Женя.
— По-моему, он водит нас за нос! — предположила я.
— Вот, черт, я же сотни раз его предупреждал — не цепляться к машинам! — возмущался мой друг. — Подожди, приедет домой — я его отметелю!
— Предполагаю, что он уже дома! — сказала я. Женька посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
Он бы и дальше так смотрел, но тут застрекотал мобильный телефон.
— Да!.. Ты?! — Женя от ярости подскочил на сиденье.
В трубке раздался чей-то смех и голос Юрки произнес:
— Пап, ты меня искал? Я у Тамарки сижу, так что не волнуйся! Салют!
В трубке раздались гудки. Женя повернулся ко мне. Физиономия у него была растерянная.
— Нахал… Он у Тамарки, видите ли!.. Постой, что за Тамарка? Мама родная, надеюсь он журналы с собой не прихватил?!
Спустя два часа беспрерывного курения и пития чая мы с Женькой услышали скрежет ключа в замке. Потом открылась раздвижная дверь комнаты, и на пороге возник Юрка с ярким румянцем на щеках:
— Всем привет! Чего вы такие мрачные?
— Телефон чинили, — процедил Женька. — Который один вумный как вутка молодой человек сломал.
— Да?! — искренне удивился Юрка.
— Я его сейчас… — Женька вскочил с кресла и задел люстру. Она зазвенела. — Этот звон меня уже достал!!! Я разнесу все в этой квартире! Кто тебе должен был звонить?! Отвечай?! Из школы?! Директор?! Из-за того, что ты уже второй месяц динамишь физкультуру и пропадаешь в это время невесть с кем, невесть в каких подвалах?!
— Ну па, ты голова! Я тобой горжусь! — торжественно выпалил Юра, скидывая ролики, затем смерил Женьку взглядом с ног до головы и добавил: — Только я хотел тебе сказать, перестань в час пик ставить машину на два колеса, а то гаишники на тебя засматриваются. Я же не могу каждый раз отрываться от троллейбуса и отвлекать их внимание. Может, я куда-то по срочным делам еду…
— Куда? Юра, куда? — посадил Женька своего сына напротив себя. — Ей выйти? — кивнул он в мою сторону.
— Да пусть сидит, — пожал плечами Юрка. — Ты только пообещай, что это… Будешь держать себя в руках.
— Согласен, — хмыкнул Женька. — Что у вас с этой Тамаркой… будет ребенок?
— Какой ребенок? — покраснел Юрка. — Ей уже за пятьдесят, па. Тут дело не в Тамарке… Просто я… Я… на работу устроился.
— Куда? — откинулся на спинку кресла Женька.
— В том-то и дело, что куда, — выдохнул Юрка. — В сыскное агентство, па. В «Ягуар».
— Что?! — замер Женька, не донеся сигарету до рта.
— Ну ты же меня на работу не берешь! — выпалил Юрка. — А деньги у тебя выпрашивать… Что я — маленький?
— В «Ягуар»… В «Ягуар», значит! — скрипнул зубами Женька. — Да это же мои главные конкуренты!
— Я знаю, па, — прошептал Юрка, и мне показалось, что он сейчас расплачется. — Но…
— Да что ты там можешь делать? — театрально развел руками Женька. — Полы мыть?
— Почему это полы? — оскорбился Юрка. — Я у них главный по компьютерной технике. Вот сейчас Тамарка… то есть Тамара Петровна, занимается делом о нелегальной печати и продаже журналов. Тут, понимаешь ли, на рынке стала появляться «левая» полиграфия. Кто-то ее тискает — то ли в Польше, то ли в Словакии и гонит в Россию. А сама редакция — ни сном, ни духом. Моя задача была сканировать несколько номеров и путем сравнительного анализа определить типографию… В общем, все это сложно, па…
— А телефон? А твои эти реактивные перемещения?
— То есть? — не понял Юрка.
— Ну как ты мог оказаться в том месте, где я тебя ждал, раньше, чем я? За тобой что — машину присылают?
— Нет, — растерялся Юрка. — Просто я в офис по набережной ехал — за троллейбусом. А ты меня в кварталах ждал — туда же пока по улочкам доберешься… А по телефону там одна придурочная секретарша мне стала названивать — год моего рождения ей непонятен был…
— Черный выход, — простонал Женька. — И проходные дворы. Значит, ты не в подвалах там пропадал?
— Какие подвалы? — возмутился Юрка. — Мне деньги на новый компьютер зарабатывать надо!
— Ясно! — сорвался с места Женька. — Вот тебе бумага, вот ручка, пиши. «Руководителю сыскного агентства… Прошу принять меня на работу в качестве консультанта… Точку поставь. Подпись. Число».
— Ты берешь меня на работу?! — Юрка был потрясен.
— А что мне остается делать?! Мои спецы уже вторую неделю над одной дискетой колдуют — зашифровал ее один субъект, понимаешь. Со стороны человека привлечь не могу — дело больно щепетильное. Так что старайся. Расколешь дискету — получишь премию. Кстати, плачу я лучше, чем в «Ягуаре».
САФФИ