Истории
Бомж с Бейкер-стрит
Его, конечно, звали Джон. Симпатичный, улыбчивый, загорелый. Русые волосы, серые глаза. Он подошел ко мне в Гайд-парке и, заметив, что я орудую ниткой и иголкой, присел рядом и попросил зашить дыру от сигареты на его куртке. Я коротко кивнула, а он вдруг спросил, откуда я. Я ответила. «Из России? Мой дедушка был оттуда».
Поговорили о жизни в России. Я спрашиваю про его собственный бизнес.
— Я работаю на улице. — Небольшая пауза. — Мою окна машин. Это, если хочешь знать, очень прибыльное дело. Бывает, сотню фунтов в день зарабатываю! Вот ты в каких странах уже побывала? А я — во Франции, Италии, Испании, Греции, Португалии… Да где я только не был! Неплохо, а?
— Неплохо.
Далее немного задумчиво:
— Может, мне в Россию съездить? Я слышал, там сейчас очень благоприятные условия для развития частного бизнеса. Начал бы там свое дело. Мыл бы машины…
— Джон, у тебя было бы много конкурентов в лице русских мальчишек!
— Нет, — говорит, — мальчишки мне не конкуренты.
Его глаза вдруг загораются, откуда-то он достает некое приспособление:
— Вот посмотри. Знаешь, что это? Это лучшая щетка для мытья автомобильных окон во всем Лондоне. Обычно как ведь делается? Сначала водят мыльной тряпкой по стеклу туда-сюда, потом окунают ее в воду, начинают смывать. А у меня? Вот эта губка намыливает, а вот эта резиновая полоса сразу же после этого смывает и вытирает все начисто. Здорово, да?
— Здорово, — опять соглашаюсь я.
— К клиенту я подхожу прямо перед светофором — вот-вот зажжется зеленый свет и машина поедет. Достаю свой инструмент… Водитель нервничает, кричит мне: «Пошел вон, проклятый американец!» А я ему знаком показываю, мол, все в порядке, мистер. Провожу разок-другой, и он сразу понимает, с кем имеет дело — с профессионалом. Нарочно делаю пару неловких движений — он смеется. Смех, скажу я тебе, — самое главное в нашем бизнесе. Если клиент смеется, он платит больше. Я с этой своей щеткой нигде не пропаду. Было как-то раз, один тип говорит мне: «Эй, ты! Иди сюда! Ну-ка вымой мне во-он ту витрину». И показывает высоко-высоко. Думал, что я не достану. Я ему: «Никаких проблем, мистер». И смотри, что я делаю…
Джон крутит ручку своей щетки и удлиняет ее в два раза.
— Тот тип делает круглые глаза, а я говорю: «Пожалуйста. Помыть что-нибудь еще?» Ха-ха-ха! И тому типу приходится раскошеливаться. А вообще я стараюсь подходить к чернокожим водителям. Они платят больше и охотнее.
Тем временем я заканчиваю зашивать его куртку и отдаю Джону на экспертизу.
— Отличная работа, — хвалит он. — Я обещал тебе за это мороженое. Какое ты больше любишь?
Он оставляет мне на попечение здоровенный черный полиэтиленовый пакет, прихватывает с собой свою сумку и супер-щетку (с ней он, похоже, ни на минуту не расстается) и уходит. Возвращается минут через пять.
— Я купил два: себе тоже.
Я начинаю собираться. Хочу в последний день прогуляться по Пиккадилли-стрит. Где-то там рядом еще утром я присмотрела симпатичную улочку и теперь прошу Джона, если он не занят, сфотографировать меня на ней.
— Конечно, — отвечает он. — Сейчас я отдыхаю. Работать буду вечером, у Марбл-арч.
Мы выходим на дорожку. Джон болтает без умолку.
— Случай один раз со мной был. Иду я по Бейкер-стрит. Навстречу женщина с тремя детьми. Вдруг она останавливается и начинает что-то искать на асфальте. Ключи, говорит, уронила, никак найти не может. Должно быть, они провалились в сточную решетку. Она топчется вокруг; наклоняться за ними, высматривать их там на дне ей неудобно: дети мешают. Она меня и просит: «Молодой человек, найдите мне ключи, пожалуйста». Я подхожу к той решетке, а она огромнейшая такая. Пальцами не достать, руку не просунешь. Дергаю я ту решетку, поднимаю. Отношу в сторону. Глубокая яма. Вода грязная плещется. Гадость. Ну, я наклоняюсь, опускаю туда руку. Пошарил я по дну, пошарил. Нет ключей! Я той женщине говорю: «А вы уверены, что уронили их туда?» Да, говорит. Я снова шарю и нащупываю там узкую впадинку. Моя рука не пролезает. Я говорю: «Давайте, я подержу вашего ребенка, а он достанет». Беру ребенка на руки, наклоняю его, он ручку опускает и вытаскивает ключи! Тут меня, конечно, все благодарят. Она мне деньги предлагает. А я для порядку ломаюсь немного, говорю: «Ну что вы! Право же, не нужно». Но деньги беру. А женщина та как раз на Бейкер-стрит жила, прямо у дома ключи выронила. Она меня к себе пригласила помыться. Я весь грязный после той сточной лужи был. Ну, скажу я тебе, таких красивых домов я в жизни не видел! Пол — мраморный. Лепнина на потолках. Все такое белое. Я не знаю, почему она впустила меня к себе в дом. Ведь я мог что-нибудь украсть. Но она мне поверила. Не знаю почему.
По дороге он спрашивает меня, какую музыку я люблю.
— Ты под нее танцуешь? И как же? Как? Покажи!
— Показать?
— Да-да, покажи!
Поставив сумку на траву, я делаю несколько движений. Джон явно недоволен результатом.
— Но ты не думай, — убежденно говорю я тогда. — Я и классические танцы умею танцевать. Вальс там или польку.
Он с любопытством переспрашивает и просит показать ему вальс. Да, тут же, в Гайд-парке. Ученик он способный, только все время норовит повернуться не в ту сторону.
— Вправо! Да вправо же, Джон! В сторону той руки, где ты сейчас свою швабру держишь!
— Раз-два-три, раз-два-три, — со счастливым выражением лица повторяет он, пока мы идем по Пиккадилли, и переступает в такт ногами. — А что, Чайковский тоже писал вальсы?
— Писал. Но тебе будет хотя бы с кем практиковаться?
— Не-а. Но я считаю, главное — начать.
На горизонте появляется «Макдональдс». Джон предлагает зайти. У стойки он вытаскивает тяжелый кулек с мелочью и быстро расплачивается с продавцом, ловко отсчитав нужную сумму за два обеда. Под потолком висит цветной телевизор. Спортивная программа. Джон бросает взгляд на экран и принимается за еду.
— А что, Джон, ты любишь футбол?
— В общем да, но не так чтобы очень. Постоянно не смотрю. Только если крупные соревнования.
За малыми соревнованиями он предпочитает не следить, а участвовать в них. Речь идет не о футболе, а о центре развлечений. Туда мы заглянули опять же по инициативе Джона.
— Вот это классная штука. Или вот, гляди, эта.
Он опускает несколько монеток в аппарат, и мы сражаемся в игру — гибрид футбола и бильярда. Не успеваем мы выйти из развлекательного центра, как на асфальте около витрины Джон замечает маленькую монетку. Он поднимает ее, осматривает, засовывает в карман и гордо заявляет:
— Моя жизненная философия — пенни фунт бережет.
И на той же самой улице, где он нашел монетку, к нему подходит нищий и просит денег. Ни секунды не раздумывая, Джон выгребает из карманов все, что там есть.
Где-то в центре Сохо мы стали прощаться, и я спросила у него адрес.
— Знаешь, — сказал он мне, — у меня вообще-то нет адреса. Я живу на улице, — и кивнул в сторону полиэтиленового мешка, который тягал за собой.
И тут только я поняла, что было в нем. Молодых ребят, спавших в спальниках прямо посреди тротуара — голова на асфальте, — я не раз видела, проходя по улицам Лондона рано утром или поздно вечером. Только тут я поняла, почему даже в этот теплый день он был одет в шерстяной свитер и куртку: меньше нести в руках приходится. Выходит, Джон тоже относится к армии тех, кого у нас называют бомжами — людьми Без Определенного Места Жительства. Но похоже, его такая жизнь устраивает. Он зарабатывает достаточно денег, чтобы не отказывать себе ни в каких удовольствиях — есть вдоволь, подавать нищим и путешествовать автостопом по всей Европе.
На прощание я кивнула в сторону его щетки:
— Ты бы ее запатентовал. Огреб бы потом немало денег.
— Зачем? — искренне удивился он. — У меня и так все есть…
Александра ФИЛЮШКИНА
Людку сдал, Людку принял
Издалека, особенно в сумерках, многие принимали ее за мужика. Да это и не удивительно, даже вблизи она мало чем походила на девушку. Зимой поверх вытертого китайского костюма надевала черную железнодорожную шинель с блестящими золотыми пуговицами, на бритую голову напяливала вязаную шапочку типа «горшок», а в качестве обувки использовала старые мужицкие кроссовки размера так сорок пятого. И в таком прикиде, немного помятая и поддатая, бойко шагала по вагонному депо, размахивая руками, словно солдат на марше. Увидев такую деваху, слоняющуюся возле составов, работяги из новых спрашивали друг у друга: «А эта… что, тоже здесь работает?» Нет, здесь она не работала, то есть официально не числилась, хотя вносила свой посильный вклад в развитие отечественного железнодорожного транспорта.
… Несколько лет назад она приехала в Москву из далекого Бишкека поступать в школу проводников дальнего следования. В свои шестнадцать лет она впервые ехала на поезде дальнего следования и, рассказав пассажирам, что хочет стать проводницей, вызвала удивление у самых сердобольных. «Да зачем это тебе, дочка? — все время причитала старуха с нижней полки. — Одумайся, иди в ткачихи, как моя племянница, там и в общежитие поселят, и замуж выйдешь, да и с Москвой рядом, каких-то 90 километров, город симпатичный — Струнино».
Но Людка твердо стояла на своем: «Никаких ткачих! Хочу путешествовать!»
Приехав в столицу, гостья из Бишкека сразу же отправилась на вещевой рынок: надо было прибарахлиться, благо и денег немного при себе было.
Прибыв на оптуху, Людка лишилась дара речи: никогда прежде не видала столько народа, а тут — муравейник: кричат, тащат взад-вперед раздутые баулы, сумки… Нырнув в толпу, она с трудом протиснулась к контейнеру, где торговали китайским ширпотребом, там и выложила деньги за костюм, там же его и надела. Потом, счастливая, пошла к выходу, где ее подстерегал некий Рустам, которой, неожиданно завидев знакомую из родного города, сразу же решил: «Дуру надо «обуть». Недолго думая, Рустам наговорил Людке, что барахла у него полно и ей он отдаст его почти даром. Людка клюнула. Рустам привел ее к ближайшей помойке, прыснул «черемухой» и, когда землячка отключилась, забрал у нее оставшуюся наличность и преспокойно удалился.
Очухавшись, будущая проводница вернулась на рынок. Она была готова идти в «ментовку», но, увидев, как задорно знакомый азиат травит анекдоты с рыжим ментом, сразу же передумала…
Школа проводников железнодорожного транспорта находилась в полуразвалившемся двухэтажном бараке. Именно здесь, в этом неприглядном здании, произошло чудо: секретарша, даже не глядя на ее документы, сообщила, что Люда принята на курсы проводниц. Вскоре Людка начала осваивать азы будущей профессии: как чай делать темным, как зайцев провозить, сколько нужно дать ревизору и бригадиру поезда, сколько раз можно застилать грязное белье, то есть делать «китайку»… Пришло время и экзаменам, которые принимал Петр Семенович — мужчина тертый, не один год проработавший начальником поезда, а теперь на пенсии подрабатывающий педагогом. Среди учащихся школы ходила молва: кто Петра Семеновича обманет, тот и трех дней не проживет.
«Ну что, будущие вагонные полотеры и профурсетки, готовы к экзамену, аль нет?! — заплывшее жиром лицо экзаменатора, всегда красное с бодуна, еще сильнее побагровело. — Вынули шпаргалки из карманов, положили на стол мне зачетки и паспорта и по одному подходим сюда». Надо сказать, эту фразу, к большому удивлению слушателей, отставной проводник сказал как-то тихо, задумчиво и почему-то с шипением.
Подошла очередь Людки. Училась она в «проводниковой школе» так себе, звезд с неба не хватала, но за то, что посещала занятия регулярно, взысканий не имела, как и многие, рассчитывала, что с экзаменами пронесет.
«Ты что же это, дочка, прописана не в Москве? — с недоумением спросил Петр Семенович и вдруг сорвался на крик: — Молчишь? Так что же это ты, лимита залетная, три месяца дурила нас?! — тут педагог от ярости вскочил со стула. — Я кому говорю, отвечай!»
Никто еще не видел экзаменатора таким злым. Петр Семенович подбежал к растерявшейся девушке и содрал с форменной голубой рубашки новенькие эмпээсовские погоны рядового.
Все были в шоке, многие стали подумывать, что удачно сданных экзаменов им не видать как собственных ушей и что их, «подмосковных полудурков», прогонят из школы, как гонят сейчас Людку.
«Вон отсюда!» — еще истошнее заорал Петр Семенович, и Людке ничего не оставалось делать, как, собрав свои манатки, которые были тут же, в экзаменационном классе, податься куда глаза глядят. Денег, чтобы ехать домой, у нее не было, а где их можно заработать, она себе не представляла.
Глаза ее карие смотрели не куда-нибудь, а на вагонное депо северных направлений, туда, где она две недели назад ездила с группой, возглавляемой самим Петром Семеновичем, глядеть на колесные пары. Преподаватель все твердил о буксах, а при всякой удобной возможности пытался прижать к вагону кого-нибудь из будущих проводниц.
Надо сказать, у многих посетивших это депо в памяти осталось огромное коричневое здание с отваливающейся штукатуркой, грязные полупьяные работяги, снующие между составов, мужики и бабы, таскающие какие-то мешки. А увидев автомашину, можно было подумать, что она недавно вернулась с фронта, так как носилась по территории без фар, крыльев и бамперов. Куда идти, Людка не знала и, немного поразмыслив, решила все-таки: «Надо искать пристанище среди этих людей».
Постучалась в одну дверь — послали, в другую — результат тот же, лишь в котельной, у дежурных кочегаров, работающих посменно, она нашла приют. Недолго думая, девчонка со своим скарбом примостилась у них на подоконнике, да так на нем и прижилась. Работенка была у нее не пыльная: сбегать за пузырем, подмести, постоять на шухере у двери, когда мужики выпивают, чтобы начальство не засекло, а иной раз и удовлетворить естественные потребности кочегаров. Прижилась Людка у кочегаров капитально, уже через пару месяцев в книге дежурств стала появляться запись: «8.00 — смену принял, 20.00 — смену сдал. Все в порядке, передаю Людку по смене, неполадок не обнаружено».
«Неполадки» обнаружились лишь тогда, когда в бригаду кочегаров пришел некто «Михал Иваныч» — бывший судья, отмотавший срок за взятки, любивший в бытность служителя Фемиды крыть матом всех участников судебного процесса. Увидав Людку, он спросил: «Вы что здесь, любезная, делаете?» Вразумительного ответа не дождался, а узнав, что это за пташка, каждую ночь, в свое дежурство, стал домогаться благосклонности несостоявшейся проводницы. Людка из страха никому не отказывала, но вот бывшего судью невзлюбила. Поняв, что ему выходит натуральный облом, Михал Иваныч побежал к начальству и заявил: «Вы меня простите, конечно, но поглядите, что происходит, это же бордель, проходной двор…» Через полчаса Людку выкинули из дежурки вместе с вещами.
В ремонтном цехе депо работал ничем неприметный человек Степа-Бронзовая Ручка. Прозвали его так потому что правая рука его была вечно согнута в локте вследствие паралича, как он сам объяснял — на почве алкогольного отравления. Росту Степа был небольшого, имел огромную лысину, во всю голову, и от стеснения все время прикрывал ее засаленной кепкой. Женат он никогда не был, жил один, пил, как правило, в одиночку. Людку он заприметил давно, но все как-то стеснялся к ней подойти.
Увидев Людку возле дверей своего цеха, Степка, набравшись сил, подошел к ней и, заикаясь, скороговоркой предложил: «Людок, как мне тяжело жить, если б ты знала. Дома все не ладится, ну… Нужна женская рука, может, поможешь, а?» Как не помочь — Степка протягивал ей счастливый билет в светлое будущее. Она безо всяких раздумий приняла его.
К себе домой Степка вез Людку на электричке и своим гордым видом показывал: дескать, смотрите, какая у меня жена. Степка жил в небольшой квартирке в панельной пятиэтажке, что в поселке Зеленоградский, который местные жители окрестили Зеленкой. Ровно год Людка не бывала в нормальных домах, размякла сразу, очутившись за порогом малогабаритки, и бросилась на одиноко стоявший посреди комнаты диван, вокруг которого стояли старый телевизор марки «Рекорд», два стула, которые Степка утащил из рабочей столовой, самодельный столик и столешница, снятая из раздолбанного плацкартного вагона.
Узнав о сожительстве Степки с Людкой, рабочие затравили парня: «Когда, Степ, на свадьбу позовешь?», «Ну чего, Степка, СПИД еще не подцепил?» Но больше всего молодожен вздрагивал, когда «положительно характеризующийся» пожилой рабочий Иван Мартынович начинал каждое утро на рабочей пятиминутке свои наставления: «И что же ты, Степан, пустил домой какую-то проститутку, неужели не мог найти себе нормальную бабу? Смотри, она, аферистка, без квартиры тебя оставит!» Эти слова больнее всего били по Степкиному самолюбию. Да и Людка взяла моду, как увидит, что хозяин домой поддатый с работы идет, не пускает в квартиру, и приходится ему перед домом стоять на коленях, упрашивать женушку, чтобы пустила.
Наконец Степке надоело быть посмешищем в поселке и депо, и он прогнал Людку, не прожив с ней и пару месяцев. Пришлось ей снова ехать в депо — больше было некуда. По дороге она соскочила в Лихоборах, взяла две бутылки пива и бутылку водки.
Был солнечный весенний день. Гидрометцентр фиксировал плюс 22, но для Людки, принявшей с горя водочки, температура была выше. Она опять стала вольной птицей, но ни лететь, ни идти после выпитого не могла и потому, сев на подножку вагона, уснула. Вагон тем временем должен был отправляться в рейс. Проходившая мимо инженер по охране труда Катерина Иванна, заметив девушку, возмутилась: «Это что за дура тут спит? Что — думает состав из-за нее в рейс не выйдет?» Мимо проходили два путейца в оранжевых жилетах и, смекнув в чем дело, подхватили размякшую Людку под руки и потащили к себе в теплушку. Часа два никто из этой троицы не появлялся, правда, потом, как утверждают очевидцы, Людку выносили за руки и за ноги уже четверо железнодорожников. Все они весело гоготали, таща девушку через депо. «Куда вы ее несете?» — поинтересовалась Катерина Иванна. «А хрен ее знает?» — ответили мужики. «Да под электричку ее надо», — заметил остроумный стрелочник. Так и сделали, раскачали Людку да бросили под откос рядом с главным путем…
Перед ее глазами стояли звезды. Шел дождь. Все тело ныло, но, превозмогая боль, собрав последние силы, она поползла вверх по откосу по направлению к депо. Добралась до раздевалки, где был душ. К ее счастью, там никого не было, и Людка через несколько часов стала похожа, если можно так выразиться, на саму себя.
Ранним утром, когда рабочие угрюмо брели на работу, Людка увидела знакомое лицо — это была Светка, они вместе учились на курсах проводников. «Светка, возьми меня с собой в рейс!» — взмолилась Людка. «Ну как я тебя смогу взять, ты ведь пойми, мы тоже люди подневольные, а если вдруг ревизоры пойдут, что тогда?» — насторожилась Светка. «Ну возьми! Возьми, я тебя умоляю, я буду делать все, что ты скажешь, все, пожалуйста!!!» — «Ну ладно, была-не была, поехали, я как раз сейчас работаю без напарника».
В рейсе Людка рассказала подруге свою историю. Слушая ее, Светка долго плакала и обнимала однокурсницу. Так и стали они ездить вдвоем. Светка передавала Людку, как говорится, без всяких неполадок по смене. Но Людку это уже не пугало, она была пускай не настоящей, но все же проводницей. Культурные пассажиры ее называли «девушкой», ну и, как положено, употребляли приличные выражения: «Будьте добры», «Нельзя ли чайку», «Пожалуйста, разбудите во столько-то»… Но на Север и с Севера ехал прожженный контингент, проходу не давали. Людку, однако, это уже не волновало, она была при деле: ее мечта сбылась. Проносились мимо платформы, колеса стучали, и ветер, если высунуть голову в окно, по-свойски теребил волосы.
Так что если ненароком и вам придется встретиться с Людмилой Ивашовой на одном из северных маршрутов нашей бескрайней Родины, вы уж, пожалуйста, не обижайте ее. С нее хватит…
Константин ЕЛИСЕЕВ
Один день в дурдоме
История с вымышленными именами, но достоверными событиями
Пронзительная трель будильника врывается мне в уши. Я переворачиваюсь на другой бок, но тут как удар пыльным мешком из-за угла: я вспоминаю, что сегодня зачет по истории, тест по литературе и практическая по физике! Сон как рукой снимает, я вскакиваю на ноги, быстро одеваюсь, заглатываю чашку кофе и на всех парах несусь в школу. Читать далее
Шел по городу волшебник
Как-то я навещал с друзьями в больнице своего приятеля. Мы сидели, болтали о том, о сем. Вдруг кто-то сказал:
— А помните ту историю с исполнением желаний? У меня бутылка «Шерри» до сих пор стоит — рука не поднимается открыть!
— И я свою энциклопедию «Авиация» храню, — откликнулся другой. — В сервант поставил, на память.
— Вам хорошо, — обиженно протянул Антон. — А я свой кактус так и не получил, спросить бы у него, в чем дело. Читать далее
Страшная месть, или иДИЕТизм
прислано на конкурс «Бестsеллер»
«5 августа, воскресенье
— Зайчик! — истошно доносится сзади. — Не убегай далеко, потеряешься!
Обернувшись, уже в который раз вижу мою любимую тетю Валю и двух ее подруг, которые идут по перрону, нагруженные тяжеленными сумками и чемоданами. Я отворачиваюсь, закатываю глаза к небу и тяжело вздыхаю — началось! Теперь меня зовут не Света, а «Зайчик». Тетя Валя называет меня так уже четырнадцать лет, считай, с моего рождения. Так что теперь на «Зайчик» я откликаюсь словно на мое второе имя. Читать далее
Вечер трудного дня, или Хождение по мукам
— Интересно — что лучше: повеситься, утопиться или застрелиться, — как-то вечером задумчиво промолвил мой друг Макс, буравя после пятидесятой чашки чая взглядом пепельницу.
Приключения севильских цирюльников
Ненавижу, когда Озеров вламывается ко мне в кабинет, или ловит в коридоре и стучит по плечу, или врюхивается в лифт на том этаже, откуда его совсем не ждешь, и изрекает что-нибудь умное. Например:
— Пора в Испанию! Читать далее