Дмитрий Певцов: «Надо правильно воспринимать этот мир»

На все мои вопросы известный актер театра и кино Дмитрий Певцов отвечал с такой невозмутимостью, что мне захотелось немного спровоцировать его, и я воспользовалась недозволенным приемом — назвала его «сильным красавцем». На что Дмитрий с той же невозмутимостью сказал: «Я передам маме. Она будет очень рада».

— Правда ли, что лучшее будущее у тех детей, которые растут в тепличных условиях?

— Никакой связи! Абсолютно! Можно родиться даже не в том месте, где должен жить. Можно даже родиться не в той семье, где должен жить. Я родился там, где нужно и когда нужно.

— Вы хотели бы сейчас снова стать подростком?

— Нет, смысла не вижу. Потому что мне дано проживать каждый год за годом так, как они проходят. Я чем дальше живу, тем счастливее становлюсь.

— Чем вы увлекались, чем занимались, что читали в 15 — 17 лет?

— Доставал книги по биологии, очень увлекался животным миром и одно время хотел стать ихтиологом. Естественно, читал Джека Лондона, Марка Твена… О настоящих мужчинах, сильных людях, все, что связано с рыцарями, мушкетерами, приключениями, романтикой…

— А детективы?

— Нет, я детективы не читаю в принципе, у меня как-то нет интереса.

— То есть ни Агата Кристи, ни Сименон…

— Абсолютно равнодушен, абсолютно! Я всю жизнь занимался спортом. С детства. Сначала меня отдали заниматься фигурным катанием, и я прозанимался одну зиму. Я не докатался ни до чего, потому что, когда пошел в первый класс, меня взяли в спортивную гимнастику — на пять лет. Потом увлекался горными лыжами, дзюдо, карате… Ну, а поскольку я из спортивной семьи, то отец с детства сажал меня на лошадь.

— Простите, «из спортивной семьи» — это как?

— Отец у меня заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР. Матушка тоже занималась конным спортом, а потом работала со спортсменами — она врач.

— Вы, наверное, и руками что-нибудь умеете делать? Пилить, строгать…

— Да, умею. Я на УПК был фрезеровщиком, и у меня даже есть медаль «Лучший фрезеровщик УПК». В свое время я после школы, когда не поступил в пединститут, почти пять месяцев проработал на заводе!

— Как пришла идея поступать в театральный институт?

— Идея принадлежала моему школьному другу. Я стоял у станка, а в театр начал ходить, потому что у нас в цехе распространяли билеты. В массовке, на сцене филиала Малого театра, я увидел таких же молодых ребят, как и я. Это были студенты Щепкинского училища. А поскольку желание быть на виду, которое выражалось в школьном хулиганстве, двойке по поведению и т.д., во мне было, я подумал — а почему бы и нет? Тем более что все эти творческие прослушивания в театральных вузах происходят раньше, чем экзамены в нормальные институты.

— А в педагогический вы поступали на какое отделение?

— Биохимия на французском языке. Дело в том, что этот факультет закончил мой брат — он на шесть лет старше меня, и я там всех знал. Но я пошел в театральный. Поступал, естественно, везде, как и все это делают, прошел в ГИТИС на курс Ирины Ильиничны Судаковой и Лидии Николаевны Князевой. Был старостой на курсе, закончил. На дипломном спектакле был Эфрос, он меня позвал на Таганку, где тогда работал. Первый мой спектакль был «На дне», роль Васьки Пепла. Причем мне дали сыграть в День театра, 27 марта 1985 года, поэтому этот день мне навсегда запомнился. Позже я работал с Виктюком, спектакль «Федра»… Потом была скандальная история — я написал открытое письмо в «Московскую правду», параллельно снимался у Глеба Панфилова в фильме «Мать». А потом получил Европейский киноприз, и, когда я позвонил Панфилову, чтобы поблагодарить за то, что в результате наших совместных трудов, все-таки что-то получилось, он предложил мне сыграть «Гамлета» в Ленкоме. И я согласился, поскольку подумал, что даже если это будет провал, то все равно глупо не попробовать.

— К своей работе вы относитесь с пафосом или с юмором?

— Да какой пафос? Слава Богу, этот спектакль мало кто помнит, играл я Гамлета плохо — я это прекрасно понимаю. Поэтому я к этому спокойно отношусь. Всегда помню, что по профессии мне еще долго шагать, чтобы достигнуть каких-то высот. И я не жалуюсь на судьбу.

— Вы оцениваете события в тот момент, когда они происходят или когда уже все позади?

— Дело в том, что я события никак не оцениваю. Меня трудно чем-либо удивить или сильно огорчить. Мне кажется, что мне не дано испытывать сильных эмоциональных потрясений в жизни. Чем дальше я живу — тем спокойнее. То есть по глупости, по молодости делал многие вещи, которые сейчас, может быть, и не делал бы. Но раз я их делал, значит, так и нужно было! Зато эти чувства, которыми не балует или от которых оберегает меня мой ангел-хранитель, мне даны на сцене, дано их каким-то образом изображать.

— Что было после «Гамлета»?

— После «Гамлета» были репетиции «Фигаро». То есть я хотел быть свободным художником, но меня все-таки убедил Марк Захаров, что надо перейти в труппу. Я перешел и об этом не жалею. Одновременно с «Фигаро» я выпустил спектакль «Квартет» с Аллой Демидовой в ее театре «А». Его мы играем и сейчас, но в основном на зарубежных международных фестивалях.

— Как вы относитесь к актерам, с которыми вам приходилось работать и которые для многих являются кумирами?

— Я уже говорил, что меня трудно чем-либо удивить. Когда в первый раз на репетицию «Федры» пришла Демидова, я не знал, куда себя девать, потому что я понимал, кто я и кто она. Я понимал, что это великая актриса, что это народная артистка, а мне нужно было ее катать, крутить, издеваться — я просто физически этого не мог сделать, потому что мне было неудобно. А сейчас мы с ней играем второй спектакль на одной сцене, и я наслаждаюсь тем, что у меня такая замечательная партнерша.

— Мне кажется, что за внешностью «сильного красавца» скрывается достаточно нежная натура, которую можно неосторожно задеть, человек, который не решает свои проблемы с помощью кулаков…

— Ну, в общем это верное ощущение. Только есть такая поправка: я раньше жил, не читая некоторых книг, не зная некоторой информации, как бы на интуитивных ощущениях. Сейчас я нахожусь под воздействием книг Сергея Николаевича Лазарева, у него уже три книги вышло по поводу диагностики кармы. Я сильный, меня не будут обижать, потому что от меня исходит сила. При этом сам я могу быть не сильным физически. Но любая агрессия из внешнего мира по отношению ко мне означает, что меня за что-то наказывают, я за что-то расплачиваюсь, меня к чему-то готовят, меня каким-то образом воспитывают. И совершенно не надо быть сильным человеком, сильным духом, который прет напролом. Нужно правильно воспринимать этот мир, правильно ощущать себя в нем и не мешать самому себе существовать в виде клеточки этого огромного организма. Нельзя обидеть человека в принципе, если он не обижается. Даже унизить человека нельзя, если он не унижается. Можно все что угодно сделать этому человеку, можно все равно любить этого человека и простить его.

— То есть можно любить своих врагов?

— Необходимо любить. Мне очень нравится фраза: «И добро, и зло — все это творение Божье». Злом человек воспитывается, как и добром. Поэтому нельзя говорить про своего врага: вот я сейчас его убью, уничтожу, расстреляю перед всем миром. Этим человеком меня кто-то наказывает, и если я восстаю против него — я восстаю против орудия и получу еще больше. Надо съесть и сказать «спасибо». И понять, что же делаешь неправильно.

— Наверняка у вас есть круг близких людей, куда входят семья, родители, родные, друзья. И есть остальной мир.

— Да, это так. Я в «остальной мир» практически не хожу. Я живу в своем мире, и мне этого вполне достаточно.

— Есть ли в этом мире люди, с которыми вы дружите с детства?

— Нет, с детства нет, но есть люди, с которыми я дружу с института — пятнадцать лет, наверное, знакомы, если не больше. Это люди моей крови. Я с ними чувствую себя комфортно. Все мы надеваем какие-то маски, находясь на работе, с людьми, в троллейбусе, в машине, с гаишником, а здесь мне не надо ничего делать, я как бы сам с собой нахожусь. Хотя это тоже относительно…

Виктория ПАПКОВА