Один день в дурдоме
История с вымышленными именами, но достоверными событиями
Пронзительная трель будильника врывается мне в уши. Я переворачиваюсь на другой бок, но тут как удар пыльным мешком из-за угла: я вспоминаю, что сегодня зачет по истории, тест по литературе и практическая по физике! Сон как рукой снимает, я вскакиваю на ноги, быстро одеваюсь, заглатываю чашку кофе и на всех парах несусь в школу.
Я учусь в одиннадцатом классе с экономическим уклоном в школе с коммунистическими пережитками. Директор нашего заведения, одновременно учитель истории, ярая коммунистка. Ее любимая фраза, ставшая уже «крылатой»: «Кто-то верит в Бога, а я верю в Ленина». И, естественно, идеология директрисы отражается на внутренней жизни школы. Едва войдешь в школу, сразу без всякого волшебства и машины времени оказываешься в двадцатых годах.
Правая рука директрисы — зам по воспитательной работе, женщина преклонных лет, всегда одетая по моде пятидесятых годов, с солдатской выправкой и короткой стрижкой. Непременный ее атрибут — косметичка, которую она носит через плечо на шнурке. В ней лежит ручка и блокнотик, куда записываются все нарушения по школе. Часто «воспиталка» нам повторяет: «Ребята, если вы увидите, что кто-то безобразничает или портит школьное имущество, напишите фамилию, имя и класс нарушителя и подсуньте этот листочек под дверь моего кабинета». Нашла дураков! Хотя, говорят, записочки под ее дверью все-таки появляются. Анонимные, разумеется.
Автопилотом я добираюсь до школы и с удивлением замечаю приличную очередь перед входом. Но недоумение быстро проходит — как же я забыла — это же проверяют сменку. Едва мои глаза замечают стоящих неприступной стеной пятиклассников, запрограммированных на проверку сменки, настроение пикирует вниз. Довольные тем, что им дали хоть какую-то власть, «мелкие» используют свои полномочия на всю катушку.
— Где сменка?! — оглушают они меня пронзительными воплями и кидаются со всех сторон, как комары. Я в панике отбиваюсь от них, вырываюсь, но радоваться рано — впереди второй этап!
— Сме-еночку, — приторно-сладким голосом тянет «воспиталка». Парень передо мной услужливо подставляет пакет, а заведующая наклоняется и лезет в него всей пятерней, пытаясь удостовериться — действительно ли там лежит обувь. И не дай Бог размер сменки покажется подозрительным — заставят примерять тут же!
Я прошла в школу, осуществив маленькую мстю — сверху на свои тапочки я положила подушечку для иголок, всю ими утыканную. От воспоминания, какое было лицо у завуча, когда она напоролась на мой сюрприз, я расплываюсь в улыбке.
Я вешаю куртку в раздевалке и с неприятным предчувствием иду в класс. Сегодня восемь уроков, первый из них — история. «Зачет». Одно это слово сразу вызывает слабость в ногах, и в класс я плетусь словно на казнь. Приготовившись к самому худшему, вспоминаю, как беззаботно проходят обыкновенные уроки истории: учительница (она же директор) читает нам лекцию, а мы делаем вид, что прилежно ее записываем. Раз в неделю бывает обществоведение — диктовка материала из маленькой зеленой брошюры, которую я видела на днях в ближайшем книжном магазине. Но я не сетую на судьбу: лучше переписывать пособие ценой в тысячу рублей, чем сдавать зачет.
— Здравствуйте, детки, — вернул меня к жестокой реальности до боли знакомый голос директрисы. — Ну как — подготовились?
Ее насмешливый тон и ехидная улыбка говорят сами за себя: «Ну, держитесь!»
Судорожно распихиваю по карманам и рукавам шпаргалки. Директриса садится за стол, раскрывает журнал и водит пальцем по списку вверх-вниз. В классе могильная тишина, мое сердце то прячется в пятки, то застревает где-то в горле. И — огромное облегчение, когда директриса произносит не мою фамилию.
— Товарищ Луканова! Ну, деточка, готова отвечать? Говори сразу, если нет, поставлю двоечку, и не будем отнимать у класса время.
Товарищ Луканова обреченно вздыхает, выходит к доске и бубнит что-то себе под нос; директриса засыпает, делая вид, что слушает, а после ответа Лукановой вызывает еще одного человека — сделать краткий пересказ ее бреда!
Меня удивительным образом «проносит» — звенит спасительный звонок. Ура!!! История позади!
Проходит короткая перемена, во время которой я перебираюсь из одного класса в другой — на физику. Уверившись в мысли, что самое худшее позади, я разваливаюсь за партой и вытряхиваю из рюкзака учебники.
Начинается занудство, от которого, после исторического «зачетика», развивается отходняк — расслабленное состояние, в котором человек просто физически (особенно на уроке физики!) не может ничего делать. Да еще сонный голос училки словно гипнотизирует и вводит в транс. Не имея сил противиться сну, я толкаю свою соседку по парте — Вику Иванову, и мы, растягивая слова, тихо гундосим:
Я поймал вчера жука без капкана и сачка,
А теперь моя рука вся в дерьме того жука!
Развлекуху поддерживают соседние «парты», и вскоре весь класс наполняется гулом. Физичка оглядывается, пытаясь понять, в чем дело. Класс захлопывает рты и молча глядит на доску. Но лишь учительница отворачивается, все повторяется снова. Через пять минут, попеременно то краснея, то белея, физичка кричит:
— Соколова! Опять ты мешаешь вести урок!
— Я? Чего я? — возмущенно восклицает Таня Соколова. — Как что, так сразу Соколова!
— Вот вы сидите тут, разговоры разговариваете, а когда будет экзамен, то, Соколова, что ты будешь делать: ушами хлопать или в ладоши бить?
— А я экзамен по физике не выберу!
— А если его сделают обязательным, то ты у меня будешь летать, как фонарь над Парижем!
Последняя фраза физички перед звонком нас повеселила и даже разбудила:
— Тихо! Я ведь вам не робот, а физика — не патефон, сто раз не заведешь!
Большая перемена. Я иду в столовую подкрепиться. Как всегда, там столпотворение — таракану негде пробежать. Чтобы купить булочку, приходится продираться через облепивших прилавок «мелких». Выбираясь из толпы, я снова натыкаюсь на завуча. Она ходит с трехлитровой банкой от стола к столу и сливает в нее из стаканов недопитый младшеклассниками кефир. Как-то на вопрос отвязанного Бакса из 10 «А», зачем она это делает, завуч ответила: «Кефирчик нужен мне затем, что я деткам творожок сделаю. Не пропадать же добру!»
Уминая булочку, я вытряхиваюсь из столовой и направляюсь на литературу. По дороге встречаюсь со своей подругой Веркой, и мы идем в класс вместе. Сегодня нам должны раздать проверенные сочинения, и моя подруга начинает нервничать.
— Юлька, у меня мандраж! — сообщает она мне. — Ты же знаешь, что у меня с сочинением затык! Списывала с пособия для поступающих в ВУЗы, мама мне писала, а она училась на литературном… и все равно тройка!!! А помнишь — я сдула статью Добролюбова? Представляешь — получила назад проверенную тетрадь, как всегда, с тройкой и припиской в конце: «Не пользовалась критикой». А это сочинение написал мой репетитор! Вот посмотрим, что она мне теперь поставит!
Мы входим в кабинет литературы, и Верка тут же подлетает к учительскому столу и начинает искать свою тетрадь… Я плюхаюсь на стул, и тут весь класс наполняется дикими Веркиными криками.
— О Боже, опять ТРИ!!! Этого просто не может быть!!!
Слезы обиды и горечи начинают катиться по ее щекам. На моих глазах обида перерастает в сокрушительную ярость. Через пару секунд мелкие клочки злополучной тетради кружат по всему классу, словно осение листья. Верка носится между парт, а потом поднимает с пола листы, которые, по ее мнению, еще не достаточно размельчены, и начинает рвать их на еще более мелкие кусочки… За всей этой кутерьмой никто и не заметил, как прозвенел звонок и в дверях нарисовалась «Мисс Лит-ра». Верка собирает свои шмотки и линяет.
Не успели мы рассесться, как дверь распахивается и в нее с грозным видом входит директриса, встает посреди класса и начинает орать:
— А ну, признавайтесь, кто курил в мужском туалете?!
— Мальчики, — шутит какой-то смельчак.
— Я знаю, что не девочки, — отрезает директриса. — Так кто?!
Парни тщетно пытаются доказать, что они не выходили на перемену вообще, но директриса не внимает никаким объяснениям и продолжает кричать, что мужской туалет уже превратился в свинарник, в русскую баню, что потолки все почернели от копоти. Наконец, она набирает в легкие как можно больше воздуха, и из ее горла вылетает серия звуков, превратившихся в слово, которое, по ее мнению, является самым оскорбительным.
— БИЗНЕСМЕНЫ!!! — прокатилось по школе эхо. — Вы променяли все идеалы, которые были у нас, вы стремитесь только к деньгам, за душой у вас нет ничего, ваша заветная мечта стать банкирами! И вы еще портите школу!!!
Не найдя больше слов, она удаляется, хлопнув дверью так, что та чуть не слетает с петель. В этот момент она явно не думала о школьном имуществе…
На перемене я вспоминаю, что до конца четверти рукой подать. Делать нечего — я умыкаю журнал, открываю на «алгебре». Да непорядок! Три тройки подряд. Я бегу в учительскую к алгебраичке и прошу ее одолжить мне на пару минут лезвие. После того, как инструмент оказывается у меня в руках, нахожу укромный уголок, стираю хвостик тройки, искусно направляю его в противоположную сторону. Далее я нахожу, что и по физкультуре у меня не все в порядке. Пытаясь подделать почерк нашего учителя, я ставлю себе пятерки в пустые клеточки… Ну все, дело сделано! Я вежливо возвращаю лезвие щедрой учительнице по алгебре и со спокойной душой иду домой. Надо отдохнуть перед завтрашним дурдомом. Да! Главное! Не забыть сменку!
Лена ШИРОКОВА