Прыжок в бездну
или Как я познакомился с парашютом
Начиналась эта история тривиально и безыскусно: на вечеринке глухой ночью я и мои друзья неожиданно выяснили, что никто из нас ни разу не прыгал с парашютом. В веселом запале было решено, что прыжок из поднебесья прочищает мозги лучше, чем любое лекарство. Окрыленные новой идеей, мы завалились спать.
Удивительно, но утром я не забыл о нашем разговоре и, пока все дрыхли, взялся за телефон. Выяснилось, что в Тушинe уже не прыгают с парашютом, а в Монинe еще не начали (нет песочного круга для целевого приземления), зато в городе Чеховe работает 3-й Московский городской аэроклуб.
Именно в Чехов мы и направились. Выяснив стоимость прыжка — 60 000 полновесных российских рублей, мы стали ждать инструктора. Вокруг шныряли подозрительно травмированные личности: один был с костылями и подвязанной рукой, другой — с перетянутой ногой и малышкой в коляске (династия!), третий не выделялся до тех пор, пока не попытался пройтись… «Вот они, профессионалы!» — пронеслось у нас в головах.
Как черт из табакерки, откуда-то вынырнул инструктор — рыжий веселый парень Саша, всех построил в шеренгу и повел к разрушенной стихиями модели «АН-2» — тренироваться.
Оказалось, что выпрыгивать из самолета надо под углом в 45 градусов к хвосту, сильно прижав руки к груди. Успокоив нас, что будущий лучший друг — парашют Д 15У — практически всегда раскрывается, Саша повел нас дальше.
Попрыгав с метровой высоты, имитирующей наше приземление, перекурив и подкрепившись в местной столовой, мы потащились к настоящим парашютным тренажерам. Даже застегнувшись на все ремешки, я чувствовал себя беззащитной куколкой, безуспешно мечтающей стать бабочкой. Потом мы начали разбирать «особые случаи». Выяснилось, что если парашют зацепится за самолет и в салоне останется больше пяти человек, то неудачника втащат обратно. Если этого не получится, то сверху спустят нож — перерезать стропы для наслаждения свободным падением с приятной тяжестью запасного парашюта. При приземлении на здания надо отталкиваться от них ногами, на деревья — группироваться, закрывать руками лицо и вспоминать «Отче наш». Для предупреждения аварийных ситуаций (сближение и расхождение в воздухе с сотоварищами и инородными телами) нас научили управлять своим парашютом.
Морально подготовившись, мы двинулись заполнять анкеты, главным пунктом которых были не Ф.И.О., не национальность и не стаж полетов, а расписка в том, что в случае несчастного случая я, имярек, сознаю весь риск парашютного спорта и освобождаю от ответственности принимающий нас З МГАК, инструктора, всех близких и родных. (Во время прыжка, кстати, мне захотелось сунуть себе в карман записку противоположного содержания).
Получив обмундирование — тяжеленный основной парашют, просто тяжелый — запасной и защитный шлем с автографами типа: «Здесь были митинские и хотьковские» (семьями, значит, прыгали) и «В нем летел отказник», — мы начали готовиться к самому главному.
Начались разговоры, кто, как, где и сколько прыгал, сколько отказов парашюта пережил — обстановка накалялась.
Мне уже успели сплести шикарный венок из полевых цветов, когда прибежал инструктор, и мы стали кропотливо одеваться. Упаковавшись во все парашюты, я ощутил себя дважды беременной женщиной (спереди и сзади). Я оглянулся на своих друзей, они выглядели не лучше — у одного шлем съехал за правое ухо, у другой пышная грудь мешала застегнуться всем креплениям (позже ее вытолкнут из самолета, бедняжку), у третьего было сложное выражение лица…
Раз пять все осмотрев, нас отправили к самолету, который уже сеял «бывалых». Инструктор показал их ошибки, отвлекая нас от раздумий о собственной участи.
И вот мы в воздухе. Тесно, душно, трясет — чувствуешь себя наскоро подготовленным диверсантом образца 1942 года. Перед глазами проходят картины жизни, вспоминаются близкие, люди, которым сделал больно. А кругом — суровая тишина, лишь двигатель прерывисто хрипит.
«Первая четверка, на выход!» — голос инструктора пробирает до пяток. Он открывает дверь. На альтиметре — 900 метров. Внизу — план местности. Куда нас занесло, придурков?!
«Первый, пошел!» — кричит инструктор и мощным толчком выбрасывает «курсанта». Я второй. Успеваю заметить, что парашют первого еще не раскрылся, блаженно закрываю глаза и шагаю в неведомое…
Вокруг кружится рой разноцветных бабочек, расточающих мирру и сладостный аромат. «Земля-то где?» — спрашиваю я их, кувыркаясь в воздухе. «Не спеши, успеешь», — умиротворенно отвечают они… Раздается хлопок, я смотрю вверх — это раскрылся белоснежный огромный парашют с тремя управляющими отверстиями. Я беззвучно рассмеялся. Теперь нужно дергать «рыжую» веревку предохранителя. «Рыжая!» — кричу я в упоении небу, облакам, бабочкам и летящим за мной людям. В парашютной сумке мне легко и уютно.
Хлоп! Жесткая посадка. Проверяю наличие всех членов, «успокаиваю» парашют. Рядом какие-то избушки, вокруг — никого.
«Всех наших перестреляли в воздухе», — возникла в голове фраза из какого-то фильма. Но ощущать себя единственным уцелевшим Штирлицем посреди широких родных лугов нет времени. Вспоминаю, как складывать парашют. Оцениваю расстояние до аэродрома и жалею, что рядом нет носильщика…
Весь оставшийся день мы праздновали благополучное возвращение. А о том дне, когда я впервые полетел, мне напоминает «Свидетельство парашютиста» с оценкой прыжка на «отлично», которое я повесил на стену.
Алеск ШИН ЛУ