Своя среди чужих, чужая среди своих
Есть в Германии большой город Дортмунд. О его географическом положении или о достопримечательностях можете прочесть в энциклопедии. Меня это абсолютно не волновало. Я приехала на вокзал большого города Дортмунда с одной мыслью: найти, извините, клозет.
Отыскав заветное местечко и заплатив требуемые 50 пфеннигов, я поняла, что первое впечатление о Дортмунде будет неказистым. Унитаз был какой-то небелый, и бумага отсутствовала. Еще более усугублено было это впечатление, когда, усевшись куда положено, я услышала из соседней кабинки обращавшийся, несомненно, ко мне голос: «Фрау, вы меня слышите? Мы случайно не знакомы?» — «Определенно нет!» — отрезала я. «Вы знаете, мне очень плохо, — продолжал голос (в общем, молодой и довольно приятный). — Вам, конечно, трудно меня понять — вы не иностранка. Я очень люблю Германию, я здесь родилась, но я никому не пожелала бы быть иностранцем в этой стране».
Утешить девушку было нечем. Около 15 процентов иностранцев, проживающих в Германии, вряд ли чувствуют себя здесь как дома. Немцы не любят иноземцев, скажем откровенно. Им очень неохотно сдают квартиры. Их документы проверяют особенно тщательно. И если продавщица в магазине, упаковывая товар, не улыбнулась до ушей покупателю, то скорее всего, он — иностранец.
«Вы знаете, фрау, — продолжала девушка, — мой отец — турок, и у меня турецкое имя. Об этом горько говорить, но, если бы я была «белой», моя жизнь была бы проще». Что тут поделаешь! Пришлось пригласить мою странную знакомую на чашку кофе, хотя, честно говоря, распивание кофия с бомжами большого города Дортмунда никак не входило в мои планы.
Анке по профессии скрипачка. Музыканты — люди ранимые, нервные и гордые. А тут еще постоянные разъезды, мелкие интрижки и ночные репетиции, что в принципе составляет жизнь оркестрового музыканта, не вызывали у Анке особенного восторга. Ей хотелось иметь постоянный угол, спокойную работу, может быть, она искала обыкновенного взаимопонимания, общения без задних мыслей. Нормальные желания.
В первой квартире ей отказали. Все шло хорошо, пока она не назвала свое имя. Анке все же нашла жилье — в более дешевом районе. С работой оказалось сложнее: профессиональная гордость не позволяла ей мыть полы или продавать зубные щетки. Те несколько притонов, в которых Анке предложили-таки играть на скрипке, не подошли ей по другим понятным причинам.
С турецкой общиной Анке тоже не сошлась. Их проблемы в Германии, например, известные споры о разрешении на постройку минаретов не могли ни тронуть, ни надолго заинтересовать девушку. Турки в Германии занимаются, в основном, сервисом, открывают рестораны, заправки. Скрипка не является национальным турецким инструментом. В больших ресторанах же предпочтительнее национальная музыка, а играть в стоячих забегаловках просто смешно.
Деньги заканчивались — она бегала по городу, не зная, куда податься. В общество защиты иностранцев — по паспорту она была гражданкой Германии. Биржа труда упорно отправляет ее на продажу билетов в кинотеатры. Вопрос крутился у меня на языке: может, это не так принципиально, кем работать. Но, взглянув на Анке, я поняла, что мой вопрос прозвучал бы оскорбительно. Все непринципиально, и все очень принципиально во всем. «Я не боюсь работы, — сказала она, — я боюсь проснуться утром и понять, что я могла добиться чего-то в жизни и по своей вине этого не сделала».
Нелегко ходить по большому немецкому городу, испытывая постоянное чувство стеснения, когда называешь свое ненемецкое имя. Анке обозлена — и ее можно понять. Она одинока. Гордость не позволяет ей звонить родителям. Друзей нет. Своего приятеля она бросила, потому что «мы не очень подходили друг другу» (он курд, и «все косились на нас, как на ненормальных».) Ее сломали. И поделом: можно сражаться с целым миром, но невозможно сражаться каждый день, каждый час с улицей, на которой живешь, с соседями, с продавцами в магазинах.
«Я никого не виню, — сказала она, — я даже понимаю немцев. После войны им так нужно было проявить, показать всем свою лояльность, чуть ли не возлюбить своих иностранцев, что тут уж кому угодно противно будет. Да ведь и не все они такие. Моя мать вышла же замуж за моего отца».
Меня во время нашего недолгого разговора поразила одна мысль. Глядя на усталые, вокзальные лица людей, я испугалась, что могу, не дай Бог, когда-нибудь оказаться в такой ситуации, в чужой нелюбимой стране, в чужом большом городе, среди чужих несимпатичных людей, которым (все может случиться!) придется вот так вглядываться в усталые лица, ища (полный бред!!) поддержки и понимания. Не пора ли возвращаться домой?..
Геля ТИМОФЕЕВА