Мода — понятие религиозное

«Мода — понятие религиозное. В наш век, стремящийся разболтать один за другим все свои секреты, кормящийся лживыми признаниями и фальшивыми откровениями, она остается самим воплощением таинства, и лучшее доказательство ее чудесной силы в том, что никогда еще о ней столько не говорили».

Кристиан Диор

Мари-Франс Покна. «КРИСТИАН ДИОР»

Марка «Кристиан Диор» известна во всем мире. С этим именем связан переворот в моде и в самом подходе к профессии модельера. Однако мало кто знает о судьбе основателя фирмы: тут и предсказания большого будущего, и долгий путь к заветной цели, и оглушительный, в один день пришедший успех.

Мари-Франс Покна, известная журналистка и писательница, прослеживает головокружительную карьеру своего героя, робкого отпрыска добропорядочных буржуа, ставшего законодателем мод; показывает читателю парижские салоны и студии Голливуда.

Компания Диора — это были гуляки, бражники, обжоры, ученые головы, славные ребята…

После каждой войны история словно начинается заново. А пятнадцатилетнему юнцу вообще кажется само собой разумеющимся, что все в мире открывается для него. Проведя безвыездно четыре года в Гранвиле, семья возвращается к привычной парижской жизни; но для Кристиана Диора столица стала подлинным откровением. Он готовится к выпускным экзаменам, но под внешностью благодушно невозмутимого, почтительного мальчика с ленивыми и слегка нескладными движениями скрывается нетерпение, лихорадочный зуд — да что там? — настоящее головокружение, которое вызывает у него Париж, воскресший после первой мировой. Улицы полны народу, театры набиты битком, кабаре не закрываются ночь напролет, люди просаживают деньги без счета. Ликование от победы открыло все шлюзы, обострило чуственность; разгул, которому, казалось, не видно конца. Затмив детские воспоминания, этот Париж кажется ему незнакомым, удивительным, тревожащим. Женщины обрезали волосы, музыка стала негритянской, балеты — русскими, живопись — абстрактной, а в головы проник психоанализ. Как будто Париж негласно, по всеобщему умолчанию заслужил право на безрассудство, предлагая готовому ринуться в этот омут на выбор несколько городов в одном: Монмартр, где танцоры беснуются под звуки «сакса», Монпарнас, облюбованный богемными художниками, которые покинули свое знаменитое общежитие «Улей» и осели в кафе «Купол» в «Ротонда»; Елисейские поля с их мюзик-холлами, где зритель млеет, глядя на ритмично взлетающие тренированные голые ноги…

Кристиан Диор из той породы людей, что могут скучать, не подавая вида, — привычка, выработанная школой, часами притворного внимания. Овальное лицо со скошенным подбородком, почти лысая голова — ни дать ни взять лунный Пьеро. Его школьные отметки только-только могут считаться удовлетворительными…

«Досконально изучить весь этот новый Париж, поражающий разнообразием, изобретательностью, высотами интеллекта, не устающий удивлять своей поистине неиссякаемой новизной» — вот его план. (Так он опишет его позднее в своих воспоминаниях.) Бурлящий, неугомонный Париж высвобождает подростка Кристиана Диора из плена одиночества, в котором его держал Гранвиль. Наконец отыскалось нечто под стать его жажде к познанию, способное утолить его необузданную фантазию. Вот только родителям трудно свыкнуться с новым обликом сына. Им не приходит в голову, что, вернувшись в Париж после четырехлетнего затворничества в Нормандии, их сын развернется и уйдет от них в мир, о котором они даже не подозревают…

Кристиану Диору недостает смелости обвинить своих ближних в том, что они впитали все предрассудки своего времени, однако он с раннего возраста научился, не нарушая семейных канонов, сохранять собственную независимость. Совмещение этих противоположностей требует сложной и часто бессознательной эквилибристики. Кристиану Диору с тех пор и надолго удобным прикрытием послужит застенчивость.

Раз уж так устроен мир, почему бы не оставить родителей такими, как они есть? С одной стороны — отец, заслуживающий всяческого уважения, совершенный тип крупного буржуа, каким его представляют в театре, — самоуверенный, довольный собой, весь в делах и сохраняющий неприступный вид крупного воротилы; с другой стороны — мать, строгая, как и полагается, но к которой Кристиану удалось найти свой особый подход (чему немного завидуют братья и сестры, считающие его маминым любимчиком).

Любящий и преданный сын, он при этом знает и способ, когда надо, улизнуть из дома. Куда? Ну, например, в легендарный кабачок «Бык на крыше», сыгравший немалую роль в воспитании подрастающего поколения той поры…

Молодые ребята вроде Мориса Сакса и Кристиана Диора во множестве облепляют все имеющиеся в баре табуреты и восторженно «пожирают глазами Пикассо, Радиге, Кокто, Мийо, Фарга, Орика, Пуленка, Онеггера, Соге, Сати, Жана Гюго, Бретона, Арагона, Мари Лорансен, Леже, Люрса, Дерена — весь авангард тех лет. Бомонд является во фраках, художники — в свитерах. На одних женщинах английские брючные костюмы, на других жемчуга и бриллианты.

Июнь 1923 года. Интересующий нас молодой человек наконец обзавелся дипломной корочкой. Остается выбрать будущую профессию. Он стремится в Школу художеств. Его увлечение домами и садами определяет архитектурный профиль, и мысль о творческом призвании не покидает его. Он желает прежде всего быть свободным и открытым: свободным от всяческих обязательств, твердо решая жить сегодняшним днем… Открытость, несвязанность — вот девиз его поколения, выдающий влияние все того же Андре Жида, который призывал освободиться от стереотипов традиционного воспитания и взять за правило наслаждаться жизнью со вкусом и с легким сердцем, с простодушной жадностью, презрев доходную мораль полезного действия.

Однако юный мечтатель недооценивал стойкость родительских принципов. Ничего не зная о его детских запросах, родители не догадываются и об устремлениях молодого человека. Отправившись в одиночку завоевывать Париж, он должен был тщательно скрывать свои похождения от их глаз. Потрясение, которое он производит, объявив о своих намерениях, сродни удару грома: «Возмущению их не было предела. Мне не место среди разгильдяев».

Разумеется, он не один день знает своего отца. Морис Диор намерен дать детям прочное положение в жизни, а Школа художеств, по его убеждению, — богопротивное место, откуда одна дорога — к трагедии, на которую обречен любой художник, взять хоть Ван Гога, который протянул ноги раньше, чем смог пожать плоды своего труда. Нечего и думать о такой стезе.

Еще больнее было Кристиану столкнуться с отказом матери. Разделяя ее увлечение садоводством и архитектурой, он безусловно надеялся найти в ней понимание. Возможно даже, в глубине души считал, что выбор пути сделан не без ее влияния. Он великолепно с ней ладит, он самый ласковый и предупредительный из ее сыновей. но Мадлен непреклонна: то, чему учат в Школе художеств, — это не профессия.

От Школы художеств приходится отказаться. Морис Диор по-прежнему стоит на том, что его сын должен получить серьезное образование. И умница сын после открытого столкновения быстро осознает, что в его интересах найти компромисс: «Желая выиграть время и не терять полной свободы действий, я записался в Высшую школу политических наук на улице Сен-Гийом, что ни к чему не обязывало. Это был хитрый способ продолжать вести ту жизнь, которую я хотел». Все довольны, и у мадам Диор с ее непоколебимыми представлениями о почтенных профессиях отлегло от сердца: ее сын будет дипломатом.

Школа политических наук не стала еще тогда инкубатором высших государственных кадров, как теперь; здесь можно было встретить немало юношей из хороших семей, которые обучались науке обращения с зонтиком по канонам лондонского Сити. Андре Остье, учившийся здесь в те же годы, что и Кристиан Диор, и ставший по окончании Школы… фотографом, рассказывает: «Туда ходили главным образом для того, чтобы послушать лекции Андре Зигфрида, необычайно элегантного господина, который пользовался лорнетом и рассказывал о Соединенных Штатах. Это было захватывающее зрелище. Американское кино тогда еще только пробивало себе дорогу, то было начало «американского чуда».

Пребывание в стенах Школы позволяло Кристиану вести прежнюю игру в прятки с родителями, тайно лелеять свои мечты и посиживать на облюбованном табурете в «Быке на крыше».

Материал предоставлен издательством «Вагриус».