Курсант особой школы
Как-то оказались мы на окраине Москвы.
— Интересно, что это за здание? — спросила я у своего знакомого.
— Как что? «Вышка» — Высшая школа КГБ. Раньше так называлась, а теперь — Академия ФСК, кажется, я там в свое время учился. Правда, стал не разведчиком, а музыкантом…
«Вышли на меня достаточно спокойно. С 1979-го по 1981 год я служил в армии, в Германии. Существует такое понятие, как особый отдел. В каждом подразделении есть офицер особого отдела. Помимо контрразведовательной деятельности, в его обязанности входил также и подбор кадров для высшего учебного заведения. Тогда оно называлось Высшая Краснознаменная ордена Ленина школа КГБ им. Ф.Э.Дзержинского.
И вот меня вызвали на беседу «туда». Особист, показывая на портрет на стене, спросил:
— Ты знаешь, кто это такой?
— Конечно, знаю. Это Феликс Эдмундович Дзержинский.
Потом он показал на наручники, которые висели на батарее:
— А это знаешь, что такое?
— В принципе знаю. Это наручники.
А потом сразу мне был задан вопрос:
— Не хотел бы ты учиться в Высшей школе КГБ?
На что я ответил утвердительно.
Дело в том, что в органах работал мой дядя. Да и потом с самого раннего детства меня увлекала романтика чекистских будней. Я достаточно рано, на детском уровне, правда, увлекся криминалистикой. Читал специальные книги, учебники.
Одно время выпускали книжки для служебного пользования «Следовательская практика», где были приведены настоящие уголовные дела со всеми документами и прочими вещами. Поскольку эти книжки были 50-х годов издания, их можно было выбрасывать, но дядя приносил их мне. С его стороны тут никаких нарушений не было.
В общем, семейный пример сыграл свою роль.
Я достаточно хорошо окончил школу, со средним баллом «четыре» и «пять». Пытался поступить в Белгородский пединститут на истфак, но не вышло. И все-таки, думал я, высшее образование нужно получить. Хотел после армии ехать сдавать в МГУ на исторический, а тут такое предложение. Я и согласился.
Меня начали готовить. Это продолжалось год. Проверяли по различным инстанциям. Достаточно серьезное внимание обращали на то, чтобы у кандидатов в слушатели не было родственников, которые работали в МВД и в торговле.
Пришло время экзаменов. Я сдал их успешно и был зачислен на 1-й курс Высшей школы КГБ. По тем меркам экзамены были уровня нормального гуманитарного вуза (история, иностранный язык, сочинение, литература и, кажется, русский язык).
Я сразу попал на факультет, который готовил следователей. Тут надо сделать небольшое отступление. В той сфере есть оперативный состав, который занимается агентурой и тому подобным, а есть следственная часть, которая ведет дела, связанные с нарушением Уголовного кодекса (измена родине, шпионаж, саботаж и прочее).
Большая часть выпускников по окончании школы стремилась на оперативную работу, поскольку деятельность следователя была больше связана с бумагами, а в задачи оперативника входили разработка плана захвата, арест…
Что касается изучаемых предметов, то это были обычные для любого юридического вуза дисциплины: гражданское право, уголовное право, Уголовный кодекс, Уголовно-процессуальный кодекс плюс СД — спецдисциплины, которые освещают контрразведовательную деятельность (работа с агентами, их вербовка, борьба с террористами и т.п.) Конечно же, неслабые занятия у нас были по физической культуре.
Преподаватели школы, в основном, были неудавшимися или провалившимися разведчиками, которые уже не могли стать генералами (остановились где-то на полковнике). Их «списывали» с оперативной работы, и они передавали нам опыт.
Поступали в школу после армии. Были среди нас старшины, сержанты, много «афганцев». В общем, тертые жизнью люди. У нас не существовало понятия казармы. Кто хотел, жил в общежитии, многие снимали квартиры.
Надо сказать, карьеристов было много. Те мечтали о хорошем месте, боялись попасть в округ, где по сорок дней воды не бывает. Тут мало было жениться на москвичке и получить прописку. Приказ есть приказ. Женился на москвичке, а теперь катись служить на Дальний Восток! Естественно, москвички тут же бросали, хотя женихи мы были завидные.
Из общей массы я несколько выделялся. Нас таких было несколько человек с разных факультетов. Мы слушали джаз, рок. Один парень писал что-то наподобие рок-опер. Мы даже ставили это на сцене Высшей школы КГБ! Причем в самой школе обстановка в отношении развлечений была очень демократичной. Когда у «Машины времени» были тяжелые времена, это где-то 1983 — 1984 гг., они совершенно спокойно выступали в «Вышке». Слушатели принимали их на «ура».
По всей стране тогда за увлечение карате сажали, секции разгоняли. За хранение кассеты с Брюсом Ли можно было срок получить, а у нас все это показывали в клубе, в кинотеатре, чтобы мы смотрели и ума набирались. Не только в Москве, а вообще в жизни таких развлечений, как у нас, не было. Так что жизнь у меня была достаточно необычная. Будучи слушателем Высшей школы КГБ, я шлялся по подвальным концертам, общался в какой-то совершенно отъехавшей от действительности среде.
Однажды, когда я проходил практику в районной прокуратуре, я познакомился с тремя девчонками-хиппи. Я ходил тогда в кожаной куртке, джинсах, носил прическу «еж». В музыке сек на уровне мировых стандартов. Эти хиппи мне сказали:
— Ты такой неквадратный парень! Если хочешь, приходи вечером на Гоголя.
Я пришел на их тусовку, потом привел друга. Долгое время никто не знал, кто мы такие. Говорили, что учимся в МГУ на юрфаке. Достаточно долго у меня с этими ребятами сохранялись хорошие отношения. Когда уже была группа, у одной девчонки мы играли свадьбу в настоящем хипповском лагере.
Прошло где-то полгода, прежде чем мы сказали, откуда мы. Когда все узнали, что мы из «Вышки», народ был просто в шоке…
Часто в жизни меня выручало удостоверение. Расскажу два наиболее ярких случая.
В Высшей школе у нас были занятия по наружному наблюдению. Выдавалась фотография человека, говорилось, откуда он выйдет. И надо было за ним ходить «хвостом», а потом он рассказывал, кого «засек».
Нас в группе было пять человек. Я решил подойти к заданию творчески. На остановке отозвал девушку, показал ей осторожно удостоверение.
— Вы должны мне помочь. Делайте вид, что мы с вами пара.
Так мы за моим мужиком очень аккуратно ходили. «Расколол» он меня только в самый последний момент. Четверых сразу «расшифровал», а меня все никак не мог найти — искал-то он одного, а тут двое…
Был еще такой случай. Я учился тогда на первом курсе. У меня в Белгороде была девушка, дела у нас шли плохо. И вот я срываюсь и решаю ехать к ней. Билетов нет, поезд уже отходит. Я прыгаю в него, показываю удостоверение проводнице. Потом пришел начальник поезда.
— Что случилось?
— У вас едет «крест».
На жаргоне «крест» — человек, которого разыскивают за военные преступления — бывший полицай и прочее.
Я нашел в вагоне человека, подходящего по возрасту, чтобы в случае чего знать, на кого я ориентируюсь. Теперь, по прошествии лет, мысленно прошу у него прощения, что так выставил человека в своей игре.
Я уходил из «Вышки» в апреле 1985-го, причем по собственному желанию. Уже там я понял, что не тем занимаюсь, что у меня душа не лежит к этой работе.
Как мне потом сказали, впервые за двадцать пять лет человек уходил из «Вышки» «по собственному». Не на компромате поймали, не за неуспеваемость отчислили, что тоже редко случалось.
Вместе со знакомыми ребятами мы подготовили тогда музыкальную программу. Дела я к тому времени уже все сдал, у меня был последний день до сдачи удостоверения. Я решил слегка приколоться.
У солдат есть комплект нижнего белья. Кальсоны я надевать не стал, а рубаху надел. Исподняя рубаха с красной звездой, клеймом Министерства обороны. На сцену Высшей школы КГБ я вышел в таком одеянии. Мне уже было все равно. Я, в общем-то, уходил в никуда. Это был мой прощальный вечер.
Человек, который заведовал всеми нашими делами, был просто в ужасе.
Потом я встречал ребят, которые учились в «Вышке» уже после того, как я ушел. Они рассказывали, что про меня там ходили легенды…»
Подготовила Иванна САНИНА