Один и тьма
Сколько времени человек может провести под землей в одиночестве? Точнее — в старинной заброшенной каменоломне, лабиринте подземных ходов и гротов — очень опасном и запутанном лабиринтe, где одни ходы — узкие шкуродеры, а свод других теряется в чернильном мраке над головой — мраке, что не протиснуться при всем желании без риска вызвать на себя обвал нагромождения камней; свод других теряется в чернильном мраке над головой — мраке, что не в силах рассеять слабенький свет фонаря-налобника… Вокруг — острые сколы камней, глина обвальных конусов, известняковые плиты, ну и, конечно, знаменитые каменные «сосульки» — сталактиты — и фантастические, застывшие в вечности, соцветия кристаллов кварца и кальцитов.
Температура — круглый год — плюс 12 градусов по Цельсию, влажность близка к ста процентам. Воздух абсолютно стерилен — таково удивительное свойство любой пещеры в известняке. Тьма, естественно, также абсолютна, по крайней мере вне конуса света фонарика или свечи, что удобнее для постоянного освещения грота. И также абсолютна тишина.
Знаменитый французский спелеонавт Мишель Сифр провел один под землей без выхода на поверхность 207 суток — то есть почти семь месяцев…
Мое предельное время пребывания в два раза меньше.
Я погружаюсь во тьму в научных целях. Мое снаряжение: налобная осветительная система довольно сложного устройства (яркость света в ней регулируется автоматически в зависимости от окружающей тьмы или от расстояния до освещаемого предмета), удобный лавсановый комбинезон с мягкими теплоизолирующими вставками на коленях и ниже спины, теплый пуховый спальник, «пенка» — не пропускающий холода каменно-глиняного пола пенополиуретановый коврик, капроновый обитаемый модуль (мой уютный подземный дом, в котором я провожу большую часть времени), для приготовления пищи — газовая горелка и баллоны к ней на все время погружения, запас аккумуляторов для «налобника» и свечей для освещения модуля и грота, магнитофон с запасом кассет (радио под землю не пробивается), книги, продукты и приборы, приборы, приборы…
Приборов очень много. Часть — самодельные, часть — вполне официально применяемые в медицине и геофизике. Каждый час с их помощью я провожу массу измерений — в основном того, что касается моего тела и обмена веществ: измеряю температуру, пульс, давление, акустические и визуальные реакции и многое другое. Это достаточно сложная и кропотливая работа, иной раз кажется, что от нее можно сойти с ума… Зачем все это нужно?
Есть такое понятие, как биоритмология. Дело в том, что вся наша жизнь состоит из огромного числа ритмов, позволяющих не остаться без куска хлеба насущного шарлатанам-астрологам, ну и мне, этот кусок хлеба у них отнимающему.
Одни ритмы определяют многолетнюю социальную и творческую активность людей, чередование в их жизни определенных событий (причины, вызывающие их, отчасти известны). И так же отчасти известны механизмы этих влияний — я имею в виду 12-летние и 9-летние циклы. Другие ритмы — более краткие — получили название «физического», «эмоционального» и «интеллектуального», их продолжительность, соответственно, 21, 28 и 33 дня. Механизмы их воздействия и причины не изучены. Но есть гораздо более краткие пульсации — так называемые «суточные», двухчасовые: каждые два часа у человека некий «плюс» активности сменяется «минусом», торможением. Исследованием ритмов на самом себе, как на самом подходящем для этой цели объекте, я и занимаюсь.
Новые данные в этой области могут очень много дать человеку. Ведь зная, когда у тебя будет «плюс» некой активности — скажем, интеллектуальной, — можно именно тогда заниматься какой-то сложной, «умной» работой. В соответствующий «минус» браться за учебники просто бесполезно: только время зря убьешь. Известно также, что одни лекарства лучше действуют в «плюсе», другие — в «минусе» нашей активности. Зная, что надвигается «минус», нужно быть более внимательным за рулем или на работе. В «плюс» же можно расслабиться: и так все будет удачно.
В космонавтике — для подбора экипажей — и в акванавтике знание природы этих биоритмов просто необходимо.
Но почему этими исследованиями занимаются под землей, в пещерах? Очень просто: дело в том, что на поверхности земли невозможно оградиться и отстраниться от внешних, наносных влияний и помех, в том числе влияющих на работу очень чувствительной аппаратуры. Под землей же для этой работы сама природа создала идеальные условия.
И риск — неизбежный риск пребывания под тысячами тонн давящего камня — и боязнь заблудиться, остаться без света, постоянная изматывающая влажность и прохлада — все это ничто по сравнению с результатами, которые можно получить. Ну и, разумеется, ни с чем не сравнимый кайф пребывания под землей. В пещере.
Если не верите — попробуйте сами хоть раз. Хоть на сутки, на двое — удалитесь в мир чудесного, чарующего спокойствия и подлинной Красоты. Вернетесь совсем другим человеком. Если вернетесь, конечно…
Сергей ГУСАКОВ